o 3769f114e9750220
Шрифт:
Токарев, тыл прикрывает Большаков. Крыша здания не сохранилась, большинство
внутренних перегородок так же развалилось, понять для чего использовалось здание
было решительно невозможно. По мере приближения к центру и усиления
неприятных ощущений, деревьев становилось меньше, а сохранившихся стен больше.
Наконец, после очередного поворота, они оказались в большом зале, где был найден
ответ на вопрос о предназначении данного сооружения.
В центре зала лежала отполированная до
гранита. Именно она являлась источником их беспричинного страха. Вот он какой, жертвенный алтарь, а на видео с тактической камеры, плита и плита. Весьма странно, но плита выглядела как новенькая, только что отполированная. Ни где ни скола, ни
царапины, ни трещинки, ни каверны. Даже огромные малахитовые вазы в Эрмитаже
выглядели старше, а им всего - то и двух сотен лет не исполнилось и стоят в
помещении. Ещё вопрос на засыпку, как они её сюда затащили, ни в один дверной
проём встретившийся им по пути она не пройдёт. Если только она не стоит здесь со
времён постройки храма, которому визуально лет под тысячу. По крайней мере, Олег
из Камбоджи привозил похожие фотки.
Как-то осмыслить и структурировать увиденное он не успел. Неожиданно, словно
прямо из воздуха, в зале появился гоблин с ярко красной аурой. Но прежде чем четыре
ствола в прямом смысле изорвали его тело, он успел что-то выкрикнуть, взмахнуть
руками и капитан увидел, как в сторону Большакова протянулась полоса тумана, по
которой полетел сгусток огня. Ещё в начале гоблинских завываний, Большой,
заученно вскидывая автомат сместился в сторону и пламя пролетело мимо. Сгусток
врезался в одну из уцелевших колонн и взорвался. Ударной волной Большого бросило
прямо на алтарь.
Как же он заорал. На войне постоянно кричат и свои и чужие, от боли, страха, ненависти, он сам орал как резанный под первой бомбёжкой. Но такого! Это не боль и
не ужас, это было вообще за гранью, человек так кричать не может. Тем более, сохраняющий хладнокровие даже в самых критических ситуациях, Василич. У Олега
во дворе жила бездомная собака со щенятами и однажды, какая-то тварь решила
посмотреть, как умирает живое существо. В её отсутствие, облил щенков бензином и
поджёг. Он тогда проплакал всю ночь. Самое ужасное воспоминание детства, которое
до сих пор вызывает содрогание, это вой собаки над сожжёнными щенками. Но оно не
шло ни в какое сравнение с тем, что он чувствовал сейчас. От испытываемого ужаса, у
Берсенёва волосы под шляпой встали дыбом. По сведеньям добытым десантниками, прикосновение к алтарю - смерть, без вариантов. Но ни какое описание и ни какое
видео не могли передать, на сколько ужасная.
Зеркало Рицы, горы в осенних красках, разноцветные листья скользят по озёрной
глади.
человек в разной степени становиться частью мира? Учитель никогда не отвечал на
такие вопросы "не хочу лишать вас столь захватывающего приключения", таким
всегда был его ответ. Учитель, кем бы ты ни был, спасибо тебе, за всё что ты сделал
для двух десятков оболтусов, за невероятное приключение, за тот последний фокус, что буквально вбил ему в голову при их последней встрече. Сейчас, Игорь отчётливо
видел и чувствовал, как из Большакова в камень перетекает не просто энергия, а сама
жизнь. Если что-то сейчас и может помочь, то только он. Странный фокус по
выключению электроники и разделению слепленных магнитов, как говорил учитель, разрывающий энергетические связи. Чтобы жизнь продолжилась вновь! Игорь ударил
ладонью по плите алтаря.
Женщина, прекрасная какой-то нечеловеческой красотой. И её взгляд. Из глаз этой
женщины на него взглянула сама вечность, в которой рождались и умирали империи, цивилизации зарождались, достигали своего расцвета и умирали. Гибли целые миры, оставляя после себя лишь пыль уносимую солнечным ветром. Ни какой человек не
мог выдержать этот взгляд, потому что человек перед вечностью, это меньше чем
ничто. Человек, но не вселенная, которая и есть вечность, сейчас он сам был
вселенной и вселенная была им. И в этой бездне, что вглядывалась в него, капитан
увидел.... Пламя. Разумное и в то же время безумное в своей алчности. Ненависть
перемешанная с презрением. Гордыня, в совершенно гипертрофированных формах.
Зло, абсолютное, не допускающее для нормального человека иного толкования.
Удар, короткий полёт, снова удар, об пол, всем прикладом, аж воздух вышибло из
лёгких, и совершенно ошалевший Стрельченко с залитым кровью лицом, лежит у него
на груди и смотрит ему в глаза. Завертел головой, как Большаков? Вроде дышит, Токорев зацепив его за стропу на разгрузке, оттаскивает в сторону. Машинально
отметил, какое не простое это занятие, во всём снаряжении Большой килограмм под
сто сорок, а может вообще, все полтора центнера. Вывернулся из объятий сержанта и
на карачках, волоча по полу автомат, пополз к старшине.
– Василич, ты как - идиотский вопрос, краше в гроб кладут.
– Слабость - чуть слышно прошептал старшина.
– Слабость это х..., сейчас починю - в родном мире, все упражнения по управлению
энергией казались безобидной замутью сомнительной полезности. Здесь, фантастикой
ставшей реальностью. Значит должна сработать и перекачка энергии.
– Счастье, Башня. Держать входы, нас окружают - теперь сосредоточится, мир это