o 496d70464d44c373
Шрифт:
подцепить? Мозгляки. Я повернулся на бок и попытался заснуть. Ничего не
вышло. Головная боль, как пинцетом, колупавшая мозги. И еще Дэн
храпел, а мне слышалось: «Души меня подушкой. Души меня подушкой.
Душкой». Презирать я начинаю так же быстро, как влюбляюсь. Если не
стремительнее.
Дэн меня больше не интересовал. Утром он трусливо бежал из кровати и
оставил дверь незапертой, так что из коридора любой мог отсчитывать
пускаемые мной струйки
старался со мной не заговаривать. Ничего у нас не получится, это так надо
понимать. А уже к вечеру я презирал его всеми силами.
164
Я зашел в комнату ребят, чтобы поболтать с Шуриком. Сел на кровать
Дэна. Он спал, ноги торчали из-под одеяла. Неожиданно я почувствовал
мерзкий, сырный запах. Пахло от его ног. Точка.
Около клуба «Пусто» шумела изрядная толпа и чувствовала себя
преспокойно, хотя до комендантского часа осталось совсем ничего –
Магометов действительно заботился о своих клиентах. Мне же пришлось
досрочно вызвать из отпуска Диего. Встречаться он со мной отказался, но
пообещал, что все устроит. Таким образом, меня внесли в список
приглашенных и на проходе вручили специальный пропуск для свободного
передвижения по городу в ночные часы.
Пашечки-ключника не оказалось ни в одном из пяти залов заведения. Во
втором у меня попросили автограф, в третьем я забрался на вытянутый
стул около бара и заказал виски. Здесь людно – задумай Пашечка что-
нибудь плохое, он никогда не решится действовать при стольких
свидетелях. А идти с ним на улицу я никогда не соглашусь и не только из
чувства самосохранения – какого мнения будет обо мне местная публика,
если я покину клуб с эдаким уродом?
Я слегка нервничал. Но в целом скорее чувствовал азарт, нежели страх.
Бармен поставил передо мной длинный и очень узкий стакан.
– Это еще что? – спросил я, брезгливо вскинув бровь.
– Виски, как вы заказывали.
– А почему в таком бокале?
– Простите, у нас сегодня очень много посетителей и все стаканы для
виски уже использовали.
– Я, что, ошибся дверью и попал в клуб «Менопауза поэтессы»?
Бармен посмотрел на меня зло и двинулся обслуживать следующего
клиента.
На стуле слева восседала красивая блондинка в черном платье с
оголенными плечами. Ее волосы были уложены в стиле new look. Еще она
постоянно теребила красные коралловые бусы на шее.
Женщина посмотрела на меня и сказала:
– Я так устала от вас.
Потом она открыла сумочку, достала портсигар и закурила сигарету.
165
Бросила бармену:
– Дайте мне пепельницу,
Бармен подчинился.
Я наблюдал за ней с безразличием. Ее первая фраза нисколько меня не
задела.
– Ну, что вы глазами меня трогаете? – блондинка выпустила дым и опять
притронулась к бусам. – Да, это я. Известная актриса и сценаристка.
Популярность изматывает меня.
Она завертела головой и прошептала:
– Где же он? Совершенно не приручен держать секреты.
Должно быть, женщина увидела нужного человека. Она порывисто
встала и направилась в соседний зал. К счастью, больше я ее не видел.
Справа от меня сидели двое мужчин. Они громко обсуждали события
последних дней и дружно сошлись на том, что все это нечестивые планы
правительства. Ему же они инкриминировали прошлогодний жуткий
скандал, когда маньяк-убийца вырезал всех ведущих одного
отечественного телеканала. Канал всегда был в оппозиции правительству,
и, по мнению моих соседей по барной стойке, оно решило избавиться от
него таким вот изощренным образом. Всю вину, естественно, свалили на
какого-то сумасшедшего. Эта версия, кстати, была очень популярна, и
именно поэтому я со дня на день ждал, чтобы в террористических актах
обвинили маньяка Краснопресненского района. Можно ведь превратить
это в добрую традицию.
Краем уха я еще услышал о новой программе Министра Просвещения,
на днях отосланной для рассмотрения в Думу. Один из мужчин утверждал,
что она поставит точку на воспитании в школьниках индивидуальности и
независимости. Эта программа должна была вернуть нас в советские
времена с их единой идеологией и единственным правильным ответом на
любой вопрос. То есть в основе новой образовательной программы
Гречишного лежала репрессивная школьная система, подавляющая
стремление к творчеству. Мужчины пару раз упомянули имя австрияка
Иоганна Гербарта, жившего еще во времена правления Габсбургов. На
основе его взглядов сформировалась теория образования, утверждавшая,
что ум человека пассивен и не способен к творчеству, а цель обучения,
таким образом, состояла исключительно во внушении ученикам нужных
166
мыслей. Получалось, что главный способ обучения – это всего лишь
тренировка памяти, и именно к этому призывал в своей программе
Гречишный. Мужчины по соседству понимали, что такое нововведение
отбросит нас на пару сотен лет назад, но все же констатировали
энтузиазм, который программа вызвала и в Думе, и в широких слоях