О бедном гусаре замолвите слово
Шрифт:
– Что вы, папенька! – побледнела Настенька. – Я же роли не знаю…
– Суфлер знает, – успокоил Бубенцов.
– Но ведь страшно… Господа офицеры… Как перед ними играть?
– Громко! – подытожил Бубенцов.
На центральной площади, возле здания городского театра, цвет Губернска готовился к встрече доблестного воинства. Держа в руках поднос с хлебом-солью, впереди всех стоял породистый губернатор с еще более породистой губернаторшей. Позади них толпилось менее породистое дворянство, духовенство и чиновничество…
Полк,
Оркестр встал как вкопанный. Музыка сбилась и смолкла. Полк замер. Толпа затаила дыхание.
Торжественная процессия, во главе с губернатором и хлебом-солью, тоже остановилась.
Возникла неловкая пауза. Хозяева города и гости стояли друг против друга, не смея сделать рокового шага.
На мужественном, покрытом боевыми шрамами лице полковника Покровского мелькнуло секундное колебание. Но затем он трижды плюнул через левое плечо, вздыбил коня, выхватил клинок и скомандовал:
– За мной, ребята!
И на полном скаку первым пересек воображаемую опасную черту.
Полк ответил громогласным «ур-ра!» и поскакал за бесстрашным командиром. Оркестр вновь грянул марш.
Счастливая толпа завопила «виват!», в воздух полетели чепчики и другие части туалета…
Вечером театр города Губернска был и впрямь переполнен: офицеры пришли посмотреть на местных барышень и дам, а дамы и барышни пришли показать себя офицерам. В этой напряженной обстановке актерам было довольно трудно привлечь внимание к себе, поэтому они играли громче, чем обычно. За ходом спектакля следили лишь обреченные мужья города Губернска, тем более что на сцене бушевали страсти ревнивого венецианского мавра, заподозрившего свою жену в любовной связи с офицером, что делало трагедию как никогда актуальной…
Трагик Афанасий Бубенцов, вымазанный сажей, сверкая белками глаз, с помощью суфлера обвинял в неверности Дездемону, которую изображала его родная дочь Настенька.
– Сегодня я схватил ужасный насморк! – подавал текст суфлер, и Бубенцов, как громогласное эхо, оповещал об этом весь зал. – Как надоел! Подай мне твой платок!
– Вот он, – нежно сказала Настенька, услышав шепот суфлера.
– Нет! Тот, что подарил тебе я, – попугайствовал Бубенцов.
– Он не при мне.
– Нет?! – саркастически усмехнулся мавр.
– Нет, – простодушно ответила Дездемона.
– Нехорошо!
В этот драматический диалог неожиданно ворвался звук хлопнувшей двери – в зал вошел корнет Алексей Плетнев. (Поскольку он является героем нашего повествования, опишем его подробней, тем более что часть публики оглянулась и смотрит на него… Он молод, высок, строен. На его румяном лице, как два кинжала, торчат задиристые усы. Неправильные черты лица, нос картошкой, растопыренные уши не давали повода считать его красавцем, но он был хорош
Ничуть не смутившись, корнет окинул хозяйским взглядом весь женский личный состав, пришел в восторг, послал несколько воздушных поцелуев в разных направлениях и стал пробираться к своему креслу, наступая на чьи-то ноги, ежесекундно громко выкрикивая «пардон!».
– Кто этот невежа? – спросил губернатор у сидевшего рядом командира полка. – Всего лишь корнет, а позволяет себе…
– Плетнев! Лешка! – В грубоватом голосе полковника послышалась гордая отцовская нотка. – Стервец!.. Герой! А в корнеты разжалован за дуэль.
– Дуэль была из-за женщины? – игриво спросила губернаторша.
– Разумеется, сударыня, – ответил полковник. – Из-за двух!
Жена губернатора посмотрела на Плетнева, потом перевела взгляд на мужа, вздохнула и грустно стала смотреть на сцену, где шла своя трагедия.
Дездемона секретничала с Эмилией. Суфлер подсказывал тему для беседы и той и другой…
«Д е з д е м о н а. Неужели в самом деле есть женщины, способные мужей обманывать так низко?
Э м и л и я. Без сомненья, немало их…
Д е з д е м о н а. А ты так поступить решилась бы? Когда б тебе давали хоть целый мир?
Э м и л и я. А вы бы разве нет?
Д е з д е м о н а. Нет! Никогда! Клянусь небесным светом!»
В голосе Настеньки Бубенцовой прозвучал пафос добродетели. Губернские мужья бешено зааплодировали, одобряя эту целомудренную программу. Один из мужей даже вскочил и закричал: «Браво! Молодец, Дездемона!» В ту же секунду молодой гусар (в полку его прозвали Симпомпончик) привычным жестом сует записку его жене, та таким же привычным жестом сунула записку за корсаж… Муж уселся и высокомерно покосился на Симпомпончика – тот с подчеркнутым равнодушием смотрел на сцену.
Плетнев восхищенно уставился на Дездемону.
– Экий розанчик! – громко воскликнул он и ткнул локтем своего соседа, которым оказался штабс-капитан Мерзляев, одетый во фрак. – И давно она здесь?
– С начала пьесы, – пожав плечами, ответил тот.
– А я, дурак, опоздал! Хороша! Верно?
– Обворожительна! – согласился Мерзляев. – Шарман! Очень пикантна. В ней есть что-то такое… – И Мерзляев, наклонившись к уху корнета, шепнул: – Думаю после спектакля рискнуть…
– Тут либо думать, либо рисковать! – решительно сказал Плетнев, поднялся и пошел по ряду, вновь наступая на чьи-то ноги и прося пардону…
Когда через несколько минут Настя Бубенцова временно покинула сцену, она наткнулась в кулисах на усатого верзилу с букетом цветов.
– Сударыня, разрешите представиться: корнет Плетнев! Очарован вами и, чувствуя прилив в душе…
– Извините, мне некогда! – сухо сказала Настенька и прошмыгнула в костюмерную комнату. Тут же без стука туда вошел корнет.
– …и, чувствуя прилив в душе, – продолжал он начатую фразу, – почту за честь пригласить вас сегодня на ужин…
– Мне надо переодеться! – взмолилась Настенька.