О богах, шакалах и детях

Жукова Юлия Борисовна

Папаша Огнемёт со своей командой от Муданга отделились совсем, никто из них даже не побывал здесь после изгнания джингошей. Тем не менее, Азамат так чётко побеседовал с Папашей, что тот обещал больше никогда не вспоминать о славной свадебной традиции. Не знаю уж, чем мой муж ему пригрозил, но пока действует.

Янка ждёт меня в своём кабинете, нога на ногу сидя в высоком крутящемся кресле, и подпиливает ноготь. Из рыжих волос, завязанных в пучок, высоко торчит длинная деревянная заколка.

Всё вместе очень похоже на рюмку коктейля на высокой ножке и с вишенкой.

Алэк при виде любимого врача радуется и принимается сучить ножками. Янка умеет обращаться с мелкотнёй так, что у них не начинается приступ паники от одного подозрения, что сегодня надо к врачу.

— Привет, — говорю, сгружая чадушко на осмотровый столик.

— Сама привет, — кивает Янка, допиливая ноготь. — Щас, секунду, а то цепляться будет.

На ней белый халат, только какой-то странный. Через пару секунд до меня доходит, что он с глубоким декольте.

— Это куда ж ты так вырядилась, мать? — удивляюсь я. — К тебе всё-таки дети ходят.

— Сегодня только твой, а ему пока всё равно, — она наконец откладывает пилку и спрыгивает со своего насеста, тряхнув бюстом. Я морщусь от одной мысли, насколько это должно быть неприятно, при её-то размерах. — У меня зато после тебя один взрослый мальчик записан, а его обязательно надо отвлекать от происходящего, иначе сразу начинает рассказывать, что он здоров и лечить его не нужно.

— Только один? — фыркаю я. — Мне казалось, муданжцы все такие.

— Да, но только одного я согласна отвлекать такой ценой, — ухмыляется она, поправляя вырез. — Ну ладно, как твой богатырь? Голову держит?

— Понемножку держит. А если не секрет, что это за взрослый мальчик?

— Секрет. А с боку на бок поворачивается?

— Да давно уж, а при Азамате вообще всё время вертится. Видимо, энергия заразная. Так почему секрет? За мной вроде не водится дразниться, да и вообще…

— Он просил, — с серьёзным лицом поясняет Яна. — Мы очень трепетные и не хотим преждевременной огласки, а то вдруг это испортит репутацию даме, то есть, мне, — она горчит рожу и грубо гыгыкает, отчего Алэк, изучавший простынку, тут же оборачивается и замирает.

— Ишь ты, — кивает на него Яна. — Вот это я понимаю, нормальное земное развитие. А то здешние дети — это нечто. Самые скороспелые маму начинают узнавать к трём месяцам.

— А папу? Или няню? Я хочу сказать, муданжские мамы сами своих детей хорошо если к трём месяцам узнавать начинают, и то неохотно.

— Это да, — кривится Янка. — Но дети тут вообще медленнее развиваются, даже те, у кого сознательные папы, начитавшиеся твоих статей про игры и гимнастики. Кстати о гимнастике… Кто Ориве порнухи надавал?

— Почему порнухи? — фыркаю я. — Образовательных видео по сексологии! Снятых, между прочим, хорошей студией. Я знаю их консультанта, нормальные ребята, не фантазируют, не передёргивают.

— Отпирайся-отпира-айся, —

хмыкает Янка. — У нас тут как-то в дождливый день три пациента отменились, я пошла к себе кофейку выпить, а Орива тут сидела с буком. Возвращаюсь, гляжу — сидит. В зубах палец, физиономия красная-красная, ещё попискивает время от времени и ладонью глаза закрывает. Ну всё, думаю, накурилась девочка. А оказалось, это она твоё "обучающее видео" смотрит, а там всё так стыдно, ах, так стыдно, ах-ах-ах, а выключить никак нельзя!

— Ну, а как она ещё может реагировать, если тут коленка — уже стыдно? Ничего, пускай краснеет. Авось, правильные мозговые центры заработают, или что тут у этих муданжек поломалось… Ладно, ты дело делать будешь или только разговоры разговаривать? У меня вон клиент уже весь извёлся, убери пробирки с видного места, а то он обожает их сосать!

Я остаюсь в столице на некоторое время, пока Тирбиш не освобождается. Здесь не так холодно, как на Доле, хотя тоже видно, что дело к зиме. Азамат по-прежнему пашет за четверых, не отвлекаясь на глупости, и терпение моё в связи с этим заметно истончается.

Когда у Тирбиша заканчиваются семейные празднества, я отправляю его выгуливать Алэка, а сама забегаю на склад медикаментов пополнить запасы иммуностимулянтов, которые так хорошо идут осенью. Алэк не любит аптечный запах, которые неизбежно стоит на складе, так что с ним я туда предпочитаю не таскаться.

По пути обратно, однако, я встречаю на улице мрачного Алтонгирела. Решаю подойти поговорить. Я его не видела с тех самых пор, даже не знаю, полетел он с моими родичами на Гарнет или нет и когда вернулся. Решительно перехожу улицу, чтобы оказаться с духовником лицом к лицу.

— Всё хандришь? Как здоровье?

— Не жалуюсь, — угрюмо отвечает он, но сбежать не пытается. — У тебя как семейная жизнь?

— Тоскливо, — сетую. — Жду — не дождусь, когда уже у Азамата эти объезды начнутся, а то не вижу его совсем.

Алтонгирел поджимает губы и рассеянно кивает.

— Ты по-прежнему с ним не разговариваешь? — интересуюсь. Он кивает. Я скрещиваю руки на груди. — Бедный Азамат. Сидит тут один, пашет круглосуточно, семью не видит по нескольку дней, так ещё и лучший друг объявил забастовку.

Алтонгирел тяжело вздыхает и отводит меня за угол в какой-то проулок, подальше от посторонних глаз.

— Ты бы знала, в чём дело… — запальчиво начинает он, но сникает.

— Так скажи.

— Не могу.

— Я понимаю, что тебе не положено, но хоть намекни! Ты же знаешь, мне можно доверять секреты.

Он смотрит на меня со вселенской грустью и мотает головой.

— Я не потому не могу, что запрещено, а потому, что ссора с тобой его совсем подкосит. Он совершил отвратительный поступок, но он по-прежнему мой друг, и я сделаю всё, чтобы он не пострадал от последствий.