О богах, шакалах и детях
Шрифт:
Зато через несколько дней таких развлечений охранная команда явилась к Азамату в полном составе и расторгла контракт. Дескать, охранять вашу жену не берёмся, она походу трансгрессирует, за ней разве что демон уследит, а у людей шансов нет.
— Рыбонька, — укоризненно говорит мне Азамат вечером после этого знаменательного события. — Ну зачем ты от них пряталась? Они ведь ради твоей безопасности за тобой ходили.
— А что толку? Если какой-нибудь знающий решит меня заловить, они всё равно ничего сделать не смогут, раз уж с одной мной не справились.
— Это верно, — вздыхает Азамат. — Но они бы хотя бы своевременно поняли, что перед ними знающий. Или ещё какая
— Выезд?! И ты молчал?! Азамат, я всю осень жду не дождусь этих выездов! Да и вообще, как это ты можешь меня не взять, я что, кошка, что ли?
Азамат поднимает руки в жесте поражения.
— Шутка это была, шутка! И я не молчал, мы только сегодня утвердили дату. Конечно, мы все поедем, и Кир, и Алэк тоже, по традиции Императоры всегда ездили с семьёй, людям же охота посмотреть, кто ими правит и будет править. Но ты готовься, что к тебе выстроятся очереди страждущих, а я в это время буду общаться с наместником и разруливать местные дрязги. С детьми тебе Тирбиш поможет, конечно, но всё-таки, хорошо бы кто-то ещё рядом с тобой был. Может, знакомый кто-нибудь… У Тирбиша брат есть, неплохо дерётся. У Убржгуна сын…
— Котик, если я буду лечить страждущих, мне не нужны посторонние грязные сапоги в смотровой. Мы это уже обсуждали.
— Ну да, да-а, — вздыхает муж. — Но ты всё-таки подумай, вдруг найдётся какое-нибудь решение, чтобы и тебя устраивало… и мне было не так страшно.
Он лежит на боку на застеленной кровати, опершись на локоть, и теребит вылезшую из покрывала нитку, не глядя на меня. Я с усилием убавляю свой ореол высокомерного негодования и подсаживаюсь к Азамату на кровать.
— А чего тебе бояться-то? Какому психу может понадобиться мне вредить, а? Давно бы уже забыл эту историю и расслабился.
Азамат снова тяжело вздыхает.
— Не могу я расслабиться. Всякий раз, как я расслабляюсь и решаю, что ну теперь-то всё будет хорошо, тут же происходит какое-нибудь безумие. А ты такая, уж прости, непуганая, ты доверчивая, не ждёшь от людей подвоха, да ведь кто угодно… — он перебивает себя и трёт лицо, видимо, пытаясь справиться с волнением. Я подползаю поближе и беру его за руку. Цвет лица у него какой-то неровный сегодня.
— Ты не заболел у меня? — спрашиваю. — Что-то выглядишь нездорово.
— Да меня каждый раз в озноб бросает, как ты из дому выходишь, после этой истории со знающим! — выпаливает Азамат, и тут же отводит взляд. — Прости, не сдержался.
Я беру его лицо в ладони и разворачиваю к себе. Температуры нет, значит, просто так себя накрутил.
— Эй, ну ты чего, — шепчу. — Разве можно так психовать? Жила же я как-то тут до сих пор, и никто меня не трогал.
— Ага, кроме зияний, джингошей, бога смерти, лесного демона и знающего!
— Ты передёргиваешь, кроме джингоша мне никто…
— Лиза, одного достаточно, понимаешь? И духовник может не справиться, и Ирлик-хон не успеть. Ты даже не представляешь себе, как я боюсь тебя потерять.
Я напрягаюсь.
— Вот это я как раз хорошо представляю, — говорю. — Если помнишь, я как-то раз потеряла любимого человека. Вернее, я думала, что он был любимый, но это дело десятое. И за тебя я волнуюсь, потому что ты ешь урывками и постоянно устаёшь, причём давно. Меня если что в людном месте любой прохожий защитит, а ты вот сам себе угроза. Кто мне обещал, что после истории с Киром Старейшины выделят тебе время на общение с семьёй?
— Так они выделили, я это время с Киром занимаюсь, — пожимает плечами Азамат.
Упоминание
— Киру тоже побольше отдыхать надо, — замечаю. — Он только и сидит над книжками, как гриф.
— Ну вот, поедем на выезд, развеется, — пожимает одним плечом Азамат. Но взгляд снова не на меня и такой же напуганный. Целую в щёку, с удовольствием отмечая, что кожа почти выровнялась, потом в губы, несколько раз, всё требовательнее, потому что не получаю ответа. Не о том думает. Обнимает меня, утыкается носом мне в шею, недовольно сопит. Он действительно боится, осознаю я. Внутри конденсируется неприятный холодок. Вот этот большой, сильный, тёплый, мой мужчина боится. Как я боялась, когда он гонял джингошей. Сидела и ткала гобелен на кухне, съёжившись, и не могла принять более удобную позу даже когда всё затекло. Потому что было страшно спугнуть временное затишье, жутко, что я вот сейчас пошевельнусь, а мир шатнётся — и привет. Тогда я обо всём этом не думала, но теперь постепенно всплывают образы… Хоть к Алтошиному аналитику иди.
Азамат храбрее меня, ему страх движения не стесняет. Но это не значит, что с ним всё иначе. Прижимаюсь к нему крепко-крепко.
— Котик, — шепчу, — я всё понимаю. Я подумаю. Ты только не переживай так. Я не буду ходить одна. Подберу себе охранника. Со мной всё будет хорошо, обещаю.
Он вытаскивает голову из тепла между моей шеей и подушкой, как страус из песка. Улыбается. И наконец-то возвращает поцелуй. Это каждый раз так прекрасно, когда он так близко, что между нами стираются границы, и он всегда точно знает, что я захочу сделать в следущий момент — я уверена, он не угадывает, просто мы так синхронизованы, что у непонимания просто нет шансов. Наша любовь, как танец — в ней нет места неловкости, запинке, мы чуем ритм друг друга и подаём сигналы вибрацией ресниц и температурой кожи, бессознательно, соматически. Я люблю смотреть на него, но знаю, когда надо закрыть глаза, чтобы его не смутить. Но когда он вот так запрокидывает голову и втягивает воздух сквозь сжатые зубы, я знаю, что могу смотреть сколько угодно, потому что он в этот момент слепнет, и не видит хищный восторг на моём лице, и не знает, что эта конктретная женщина любит глазами. Боже, как же ты прекрасен, неужели-это-всё-моё…
Я пристраиваю голову у него на плече, стараясь не положить слишком много волос ему в рот. Всё равно, как ни верчусь, он мотает головой и убирает ползучий локон с губ, потом гладит меня по макушке.
— Лиза?
— М?
— Я знаю, что ты смотришь.
— Куда? — я оборачиваюсь к нему и снова закрываю ему пол-лица кудрями, будь они неладны.
— На меня, — поясняет он, приглаживая мою шерсть.
— Э?..
— Ты отворачиваешься, чтобы меня не стеснять, но я всё равно замечаю.
— Ну-у…
Он сползает пониже, чтобы наши лица были на одном уровне. На его лице выражение озадаченное. О-хо-хо.
— Тебе действительно так нравится? — спрашивает вкрадчиво.
— Н-ну да, — пожимаю одним плечом. — В смысле, если б не нравилось, я бы не стала, ты ж понимаешь, телу не прикажешь и всё такое…
Он смотрит на меня некоторое время, изучающе — точнее, это моя догадка, потому что я-то взгляд поднять боюсь. Напорется, не поверит. так уже было.
— Не прикажешь… — повторяет он эхом. — Что ж, раз нравится… смотри. Я хочу сказать, можешь не прятаться. Я… — он снова замолкает и продолжает, как будто только что осознал и очень удивился: — я не стесняюсь.