О боли
Шрифт:
А взамен ему в Небесном Царстве появляется Лад, и становится он в нем новым правителем. Лад жителей отныне правит, сам в Небесном Царстве строит, творит да новое создает. Да так, что кругом ладно становится, славно да прикладно. Мирно, тепло да светло. Кто в нем живет – тот что-то делает и говорит. Радовать не радует, но и не огорчает. Смеяться не смеется, но и не огорчается. Мирно говорит, но норов – стихийн.
И по такому укладу Лад в Небесном Царстве что-то новое порождает – Диво-Дивное. Кому-то малое, а кому – огромное. Для кого-то прекрасное, а для кого-то – уродливое. И черное, и белое. Сверху –
Да есть в этом Царстве то, что ты хочешь и не хочешь, что возьмешь и не ухватишь, подымешь и не подымешь. И оно поло и бесполо. Дрожит и мирно лежит, а когда двигается, то дребезжит. Оно мычит и молчит, а как заговорит, так – разным цветом запереливается. Коли чего замыслит, так не угонишься, а как остановится, так замертво падает.
Каждый из нас там был, но это забыли. И вроде мы – творили, или не творили. Жили, или не жили. Что-то делали, иль спали. Сами не знали: то ли лад создавали, то ли его разрушали. Кто там был – помнил, а как вышел – забыл. Что мы знали – никому не воспомнить. Вроде нам можно до этого дотянуться, а не взять. Можно ухватиться, а не забрать. Так оно было долго ли, коротко ли. И не было ему конца: одно кончалось – другое начиналось, одно умирало – другое возрождалось. Кто ведал, а кто не ведал.
А бывший правитель этого Царства – Хаос – хоть тогда с правления и ушел, но сам еще не сдается. Открыто воевать – не воюет, но в созданное новое в Царстве встревает: все на свой нрав перестраивает и жизни другим не дает. Хочет он снова начать править Царством да используя жителей вернуть себе утраченное правление и мир, который он для себя в Небесном Царстве строил. Хочет, чтобы жители в Небесном Царстве, во Вселенной и на Земле встали на сторону Хаоса в борьбе против Лада.
Да не тут-то было. Не учел Хаос, что те, кто не выполнит в своей жизни своего предназначения и своей задачи, определенной им их Создателями, не могут возвернуться в Небесное Царство во Свет. Те, кто сходит со своего жизненного пути, плоть свою теряют и изнутри загнивают, и уж точно до Небесного Царства не доходят. И так Хаос остается ни с чем.
Он и по сей день все в чью-то жизнь встревает, чего-то копошится, рвет и мечет, норовит сломать правление Лада, да никак не получается…
И мы там были, чего-то чудили, но никто об этом уже не ведает. Говорили и выли, но никто не слыхивал. Всем показывали, но никто не видывал.
Вот и весь сказ, кому показ, кому сказка, а кому быль. Кому загадка, а кому отгадка. Кого она правит, а кого ладит. Что-то создает, а кого-то разрушает. Кому намекает, а кому показывает. Кого отворачивает, а кого перед лицом ставит. Кому говорит, а кому шепчет. Кому жизнь дарит, а кого убивает. Для кого дорогу стелет, а кому ее закрывает. Кому-то кричит, а кто-то видит. Кто в ней живет, а кто-то умирает.
В сказке и вопросы, и ответы, есть и жизнь, и смерть, свет и тьма, вчерашнее, сегодняшнее и что еще предстоит. В сказке – то, что есть и чего нет. Кто ее поймет, а кто – отворотится. Кто познает,
Кто эту сказку-загадку сгадает, тот от Тьмы в себе навсегда избавится. Свой путь Жизни во Свету в себе откроет, самого себя да свою Жизнь. И продолжение своего пути Жизни в Объятном узрит, а кто далее пойдет – Необъятное познает.
– Ну, как, сынок, тебе ясно? – закончив сказку, спрашивает меня бабуля.
– Не совсем. В ней нет конкретного образа, все как-то широко и необъятно…
– Вот этим сказка так и сильна. И тот, кто в ней полностью разберется, освободится от болячек на душе и плоти.
– Бабуля, ты стала какими-то загадками говорить! Скажи все конкретно, четко и понятно.
– В этой сказке – образ того, что есть в реальной жизни, где каждое слово несет в себе конкретный, объемный и очень сильный жизненный образ, да еще и не один. А человек, расшифровывая эту сказку, раскрывает в ней себя и осознанно возвращает свою жизнь да самого себя. Вот так-то, сынок. Здесь нет ничего мудреного. Предельно просто.
– Да, вам все просто, а мне в большинстве случаев ничего непонятно, – проговариваю я.
Мы немного молчим, и я спрашиваю дальше:
– Бабуль, отчего вы меня заставляли рисовать рассказанные вами сказки и их продолжать?
– Давай посмотрим, что ты чувствовал при этом?
– Приток сил, просветление в мозгах, охоту что-то делать… радость, что есть я и вы.
– А что это означает?
– Что я живу.
– А отчего так происходит?
– Не знаю.
– Хорошо, что ты чувствуешь, когда рисуешь сказку?
– Узнаваемость чего-то в себе…
– А чего конкретно?
– Какой-то сущности во мне и своей жизни.
– Славно! А когда ты рисуешь сущность, которая есть в тебе, то, что с тобой происходит?
– Я чувствую, что от чего-то освобождаюсь.
– А от чего ты освобождаешься?
– От этой сущности.
– А сущность – это что или кто?
– Это боль, которая мной управляет и ест меня изнутри.
– А когда ты от нее освобождаешься, что с тобой происходит?
– Я радуюсь и строю свою жизнь самостоятельно.
– Так. А что ты чувствуешь при этом?
– Что я живу. И радуюсь этому.
– А как так получается, что ты чувствуешь и видишь свою жизнь, когда рисуешь сказку?
– Сказка – это жизнь человека, а я человек. Вот и все.
– По-другому говоря, когда ты рисуешь, то ты осознаешь в себе боль и этим от нее освобождаешься, оставляя ее на рисунке. Так?
– Да.
– А что ты делаешь со своей жизнью, когда рисуешь сказку?
– Осознаю ее.
– Это так, сынок. И тогда, когда человек разбирает да расшифровывает сказку, он осознает свою жизнь и то, что им управляет. А ОСОЗНАНИЕ – это и есть ОСВОБОЖДЕНИЕ ОТ БОЛИ и того, что мешает человеку жить. Это ясно?
– Да. Все действительно просто. Но меня мучит другой вопрос: как, осознавая, нам удается освобождаться от боли?