О чем говорят младенцы
Шрифт:
Я же страдала от того, что пока не умею раздеваться сама.
Она отвернулась буквально на секунду – взять туфли. Я встала и сделала несколько шагов – хотела убежать, потому что новые туфли – это уж слишком. Поскольку я еще не очень хорошо ходила и колготки ужасно скользили, я шмякнулась лицом в пол. Конечно, разбила себе губу, и кровь размазалась по белому платью. В этот момент я еще и обкакалась. И только этот факт заставил мою маму снять с меня и платье, и колготки.
– Хм, праздник обещает быть веселым. В комнате пахнет какашками, а на полу сидит обмазанный
– Вася, помоги мне лучше! – прикрикнула на него мама. – Поймай сестру!
– Нет, я лучше буду зрителем. Смотреть на вас интереснее, – ответил Вася, усаживаясь на диван.
Следующие пятнадцать минут мама гонялась за мной по комнате, а я от нее убегала на четвереньках. Один раз даже укусила, когда она поймала меня за ногу и потянула к себе. В тот момент, когда мама тянула меня за ногу, я опять шмякнулась лицом в пол и опять разбила губу.
– Мама, если так пойдет дальше, то гостей встретит не именинница, а зеленый Шрек, – сказал Вася.
Мама меня все-таки поймала, одела в платье, которое забрызгала моментальным пятновыводителем, и решила натянуть на мою немаленькую для младенца ножку парадные туфли размера на два меньше, чем надо.
– Только сфотографируемся, и сразу я тебя переобую, – увещевала меня мама. – Две минуты потерпи. Ты же девочка. Должна понимать.
Я изо всех сил дрыгала ногами и случайно попала пяткой маме по подбородку. Мама в этот момент собиралась что-то сказать, поэтому от удара прикусила язык. Сильно.
– А-а-а! – закричала она.
– Что тут у вас происходит? – пришел в комнату папа.
Вася лежал в диване и хохотал, держась за живот. Мама вытирала выступившие слезы.
– Шима попала по яжику, – прошамкала она.
– Что? – не понял папа.
– Ей Сима ногой в челюсть заехала, – перевел Вася, ухохатываясь.
– Господи, на кого вы похожи? – ахнул папа.
Мама сидела всклокоченная, с перемазанными зеленкой руками и вытирала слезы памперсом с какашками. Я лежала на полу с зеленым лицом, орала и пыталась снять туфли.
– Да, мам, а ты ей не хочешь сделать другую прическу? – спросил Вася. – Она от твоих резинок даже лицом двигать не может. И столько заколок на голове – перебор. Она же не спортивная гимнастка.
Я в это время стягивала с головы резинки и заколки. Вместе с волосами. Со стороны казалось, что я рву на себе волосы.
– Так! Это мой праздник! Я ее родила! И хочу, чтобы все было красиво! Понятно? – закричала мама.
Она все-таки добилась своего. На фотографиях с того дня рождения я еле стою, держась за диван, со свисающей на ухо заколкой-цветком, с голой грудью, зареванная и красно-зеленая. Всем, кто видит эти фотографии, мама объясняет, что я мучилась всего пару минут, а потом она меня переодела. Ей, конечно же, никто не верит.
– Вы разрисовывали лица детям? Как здорово! – сказала одна мамина приятельница, разглядывая фотографии. – А Симе на лице кого рисовали, что-то я не пойму?
– Это она в зеленке, – буркнула мама.
– Ну, ничего, красиво, –
Мама рассказывала, что когда была маленькой, то тоже устраивала скандалы из-за одежды.
– Я не буду надевать эти колготки! – кричала она из комнаты рано утром.
Они с бабушкой собирались в детский сад.
– Опаздываем! – кричала бабушка из ванной, яростно плюя в коробочку с тушью.
– Не пойду в этих колготках! – кричала мама.
Бабушка заходила в комнату, доставала другие колготки и швыряла в маму.
– А-а-а! – рыдала мама. – Не буду!
И так каждое утро. Бабушка считала, что мама капризничает, а мама не могла ей объяснить, что под зеленый сарафан красные колготки не идут. И «другие» колготки, которые она ей дала, тоже красные. А нужны коричневые. Других вариантов не было, потому что бабушка купила в универмаге пять пар красных колготок и пять коричневых.
То, что бабушка – дальтоник, мама узнала, когда однажды оказалась с ней в магазине. Продавщица никак не могла показать полотенце нужно цвета.
– Синее полотенце, вон, на верхней полке. Бестолочь какая-то, а не продавщица! – возмущалась бабушка.
– Вы, женщина, сами бестолочь! Нет у нас синих полотенец! А это – лиловое! – отвечала продавщица.
Через полчаса заведующая магазином тоном психоаналитика спрашивала у бабушки, показывая ей то на шторы, то на вазу: «Женщина, а это какой цвет? А вот это?»
С обувью мама тоже в детстве намучилась. Дело в том, что бабушка была убеждена – у девочки должна быть маленькая ножка, поэтому покупала обувь маме или впритык, или на размер меньше, и она была вынуждена ходить, поджав пальцы, как птичка.
– Не одену эти туфли! – иногда бунтовала мама.
– Во-первых, не одену, а обую, – отвечала бабушка. – А во-вторых, китайским девочкам вообще ноги перебинтовывали.
– Зачем? – всхлипывала мама.
– Затем. Чтобы красиво было – маленькая нога в форме полумесяца. Они даже ходить не могли. Иначе их никто замуж не брал.
Очень долго мама просыпалась по ночам и смотрела на свои ноги – нет, не перебинтованные, нормальные. Она всерьез опасалась, что бабушка может ей ночью перебинтовать стопу, чтобы нога не росла.
А еще мама мечтала о шапке на завязочках и со значком – кошечкой или собачкой. Значком закалывали шапку, чтобы она в глаза не лезла. Но бабушка купила ей белую меховую шапку с завязками-пумпонами. Бабушке шапка очень нравилась – в магазине, в любой толпе, она маму по ней находила. Однажды в большом универмаге бабушка отправилась в хозяйственный отдел, а мама – в детский. Прошло уже много времени и продавщицы нервно спрашивали, показывая на маму: «Женщины, чей ребенок? Это не ваш ребенок?» Рядом металась пожилая женщина с криками: «Светочка, Светочка! Вы не видели девочку?» Ей показывали маму, но женщина говорила, что ей нужна «ее девочка». Продавщицы уже собирались вызывать милицию, как в отделе появилась взмыленная бабушка, которая тянула за руку девочку в точно такой же, как у мамы, белой меховой шапке. «Светочка!» – охнула женщина.