О чем говорят младенцы
Шрифт:
– Какие у тебя еще ко мне претензии? – спрашивает мама.
– Большие, – вздыхает Вася.
– Огласите весь список, пожалуйста, – шутит мама, хотя у нее глаза на мокром месте.
– Так с ходу я не могу сформулировать, – отвечает Вася, и мама заливается слезами.
– Ничего, – гладит ее по голове Вася, – больше поплачешь, меньше пописаешь.
Вообще-то это бабушкино выражение. В адрес мамы. Вася его, оказывается, запомнил. Но лучше бы промолчал, потому что у мамы не только дергается глаз, она еще и заикаться начала.
Я уже начала
Маму, например, бабушка в детстве держала на диете – потому что она была толстая. Пирожное можно было съесть только в воскресенье. А хлеб только черный. Наверное, поэтому мама впихивает в меня булки, печенье и горбушки, а сама ничего не ест. Только по вечерам, когда думает, что ее никто не видит. Она очень любит мои баранки и пряники. Может съесть целый пакет. Потом, правда, будет страдать и взвешиваться по три раза на дню, но ничего с собой поделать не может.
– Был же целый пакет баранок! Только вчера покупал, – удивляется папа.
– Не знаю, съели, наверное, – отвечает мама.
Бабушка кормила в детстве маму инжиром и чечевицей. Не потому что было полезно, а потому что чечевицы всегда было в доме полно, а инжир рос как трава. Я терпеть не могу ни инжир, ни чечевицу, но мама впихивает в меня и то и другое. Это как кизиловое варенье, которое мама помнит с детства и варит его сейчас. В доме никто кизил не ест, но она каждый год варит несколько банок, которые стоят в холодильнике и портятся. У мамы не поднимается рука его выбросить или отдать.
Когда у нее депрессия, ну ей просто грустно, она начинает обустраивать дом. Папа этого очень боится – он вообще боится всех изменений. И маму в такие моменты тоже.
Это было, когда я только родилась. Папа проснулся и увидел, что мамы рядом нет. В комнате у Васи ее тоже не было. Папа нашел маму на кухне – она сидела на стуле и держала в руках ножницы. Горела только маленькая лампочка.
– Маруся, с тобой все в порядке? – спросил испуганно папа, посмотрев на часы. Было три часа утра.
– Да, а что? – удивилась мама.
– Почему ты не спишь? – спросил папа, пугаясь еще больше.
– Мне холодильник надоел, – ответила мама, – белый, раздражает.
– Хорошо, – сказал осторожно папа, – завтра купим другой, красный. Пойдем спать?
– Не надо красный, – ответила мама.
– А какой ты хочешь? Купим какой захочешь. Пойдем спать, а?
Папа шагнул к маме и наступил на разбросанную по полу бумагу. Только сейчас он увидел, что весь пол завален бумажными цветами и обрезками. Мама сидела над клейкой лентой и вырезала цветочки так, чтобы они были разной формы и разных размеров.
– Хочу цветы, – решительно сказала мама.
– Завтра тебе куплю, – пообещал папа.
– Нет, хочу холодильник в цветах. Прямо сейчас.
До утра мама вырезала цветочки, обклеивала ими холодильник. Уснула только под
Теперь у нас холодильник в цветах. Кстати, очень красивый. Мама, когда его открывает, улыбается. А папа тяжело вздыхает, вспоминая ту ночь.
Это еще что. Когда Вася был маленьким и болел, мама от него не отходила ни на шаг. Как только Васе стало легче и он пошел на поправку, мама уехала. Пропала на целый день. И к телефону не подходила. Приехала поздно вечером, когда папа уже не знал, что думать.
Мама, не сказав даже «здрасьте», пошла на кухню и начала громыхать стульями. Целый день она ездила по магазинам и подбирала ткань для обивки, степлер и скрепки. Потом всю ночь сидела на полу с отверткой, развинчивала стулья и щелкала мебельным степлером. За ночь она перетянула обивку на всех стульях. Так она переживает стресс. Лечится.
В последнее время она папу стала беречь. И больше не пугает его по ночам. Но есть верная примета – если мама с улыбкой ставит утром тесто и потом полдня лепит пельмени, печет кексы или пироги, значит, ей совсем плохо.
Я стала понимать, почему мама не любит гулять. Люди очень-очень странные бывают. И дети тоже. Вот, например, гуляла я с папой и на детской площадке столкнулась со своей знакомой Соней, которая гуляет с бабушкой. Соня выходит гулять очень красивая – в розовом комбинезоне, белой шапке с бантиком и розовых перчатках. Ей нельзя падать, валяться в канаве и садиться попой в песочнице. И в коляску с ногами ей тоже нельзя залезать. Ей можно только красиво стоять, чтобы не испачкаться.
Я гуляю в синих штанах, которые мне достались от Васи, в его синих сапогах и шапке неопределенного цвета, потому что мама ее неудачно постирала и она полиняла. Мне нравится валяться в канаве и вставать в коляске. А если мне запретить это делать, то я буду кричать и валяться не только во всех канавах, но и в лужах.
– Разве так можно? У вас педагогическая запущенность, – сказала папе Сонина бабушка. – Сима, не подходи к Соне, ты ее испачкаешь. Соня, отойди от Симы, она грязная. Почему вы не смотрите за своим ребенком? Она у вас вся мокрая и наверняка простудится.
Папа кивал и молчал, как всегда. Он вообще не спорит с женщинами.
Раньше мне было жалко Соню, и я всегда старалась затащить ее в песочницу поиграть. Соне за это доставалась от бабушки, которая вытирала ее с ног до головы салфетками и неслась с ней домой. Но за те пять минут, пока мы играли, Соня успевала и песок поесть, и лопатку облизать, и испачкаться. В этот раз я подошла и приложила свои грязные перчатки к ее розовому комбинезону. А потом еще толкнула, и Соня упала в самую большую лужу. Она была даже грязнее меня, чего еще ни у кого из детей на площадке не получалось. Как кричала ее бабушка на моего папу! Соня, конечно же, заплакала. Папа посадил меня на шею и понес в парк, подальше от Сони и ее бабушки. В следующий раз я решила ее опять испачкать и затащить в песочницу.