О чем рассказал веер
Шрифт:
Наконец решили доверить судьбу картам, однако значений всех карт не знали, только дам и королей. Совсем уж было расстроились, но тут Ольга Николаевна вспомнила:
– Постой, у меня есть веер-руководство.
Она открыла свой шкаф с коллекцией вееров, осторожно достала и развернула старинный английский веер, на котором были нарисованы гадальные карты, а рядом с ними слова пророчеств. В центре веера, над овальным изображением гадалки с картами, была надпись, она гласила: «Искусство предсказания по картам».
Дамы
В это время в комнату вошел Иван Ильич. На него замахали руками: как он посмел вторгнуться в их женское царство, да еще в такой секретный ритуал!
– Вы лучше посмотрите, что я вам принес! – сказал Иван Ильич. – Сегодня был у букиниста, перебирал кипу старинных гравюр и географических карт. И вот, совершенно случайно. Похоже, это заготовка для экрана веера. Насколько я могу судить, конец XVIII века. Притом это гадательный веер, как раз к случаю.
– Какая прелесть! – воскликнула Ольга Николаевна.
Заготовка для экрана веера, бумага, печать, раскрашенная гравюра.
Франция, конец XVIII— начало ХIХ в.
В центре веера, в раскрашенном от руки медальоне, были изображены два целующихся амура. Под ними помещено стихотворное пояснение: это гадание шутливое, так забавлялись сотни лет назад; и чтобы в сердце всегда была весна, отдайтесь любовным безумствам. Правила гадания были самые простые: на левой половине веера в рамках с номерами написаны вопросы; на правой стороне – ответы под теми же номерами. Вероятно, гадающие раскрывали одну из складок веера и в появившемся столбце выбирали любой вопрос; затем разворачивали другую половину веера и отыскивали соответствующий ответ.
Решили попробовать.
Ольге Николаевне достался вопрос: «Любите ли вы дурачиться?» И ответ: «Довольно часто».
Нюте: «Влюблены ли вы?» – «Поцелуйте меня, и я вам скажу».
Дамы заставили Ивана Ильича принять участие в игре, и ему выпало:
«Много ли у вас желаний?» – «Я бы этого не сказал».
И так 28 гаданий. Было много смеха, шутливых упреков и обвинений.
Крещенское гадание закончилось на веселой ноте. Вдруг Нюта серьезно спросила:
– А почему все-таки этот веер не был завершен? Смотрите-ка, медальон раскрашен – и все, на этом работа замерла.
– Могу предположить, – начал Иван Ильич, – что его отпечатали и начали расписывать накануне Французской революции. Остались в прошлом галантные празднества и забавы, словно сошедшие с картин Ватто и Фрагонара. Игривость, тем более на веерах, стала неуместной. Мудрый Талейран вспоминал: «Кто не жил в годы, близкие к 1789-му, тот не знает, что такое радость жизни».
Ольга Николаевна подтвердила:
– После Французской революции искусство веера постепенно пришло в упадок. Веерами почти не пользовались. И только в эпоху Наполеона веера снова вошли в моду, но – маленькие, в соответствии с «античной» модой эпохи ампир. Проницательная мадам де Жанлис объясняла это по-своему: «Раньше, когда краснели, когда хотели скрыть застенчивость или смущение, носили большие веера; веер был защитой, обмахиваясь им можно было прикрыться. Теперь мало краснеют, не смущаются, не имеют никакого желания скрывать и носят неприметные веера».
Потом она добавила:
– А знаешь, Нюточка, у меня есть еще один веерный экран этого времени, он совершенно готовый, но так и не стал настоящим веером. Я тебе его покажу на днях. Правда, он еще более игривый, но ты ведь
Все рассмеялись. Тетя поцеловала племянницу и пожелала покойной ночи.
А я, я женщина во всем значенье слова.Всем женским склонностям покорна я вполне.Я только женщина, – гордиться тем готова.Я бал люблю!.. отдайте балы мне!Веер-бальная книжка, перламутр, кость, металл.
Франция, 1840-е гг.
Бальное остроумие
Ольга Николаевна вернулась из антикварной лавки раскрасневшейся, тотчас вооружилась лупой и села рассматривать свою покупку. Улыбка не сходила с ее лица.
Неслышно подошел Иван Ильич и заглянул через плечо.
– Новый экспонат в твою коллекцию?
– Посмотри, Иван, это веер – бальная книжка. Старинный, я думаю, первая половина XIX века. Обложка перламутровая, а листки-пластины костяные. На них записывали свинцовым карандашиком название танца и имя кавалера, пригласившего даму. Не дай Бог ошибиться. Скандал! После бала записи можно было легко стереть. Но хозяйка этого веера – бальной книжечки сделала остроумные зарисовки.
Ольга Николаевна раскрывала одну за другой пластины-страницы.
– Не правда ли, эти рисунки напоминают иллюстрации к «Горю от ума»? Вот этот персонаж, согнувшийся в полупоклоне, напоминает Молчалина. А этот, с брюшком, грудь колесом, похож на Репетилова. Этот, тонконогий, вышагивает, словно по льду скользит, – точь-в-точь Загорецкий. Вот и военный, чем не Скалозуб?
– А Чацкий-то есть в этом обществе «уродов с того света», как писал Грибоедов?
– Вот он – романтичный мужчина! Изображен, кстати, без всякой насмешки. Видно, дама ждала-ждала его приглашения, но…
– Вместо танца в объятиях этого красавца она упражнялась в остроумии, – закончил Иван Ильич. – Уж ты-то на балах никогда не занималась рисованием.
– Ах, балы это моя слабость, – вздохнула Ольга Николаевна с притворным смирением.
Веер-экран каминный, картон, сетка, раскрашенная гравюра.
Рукоятка: дерево.
Англия, первая треть XIX в.
Урок французского
Ольга Николаевна не упускала случая проэкзаменовать Лёвушку по иностранным языкам. Сегодня для этой цели она выбрала веер-экран начала XIX века с надписью по-французски.
Такие веера-экраны использовали не в качестве опахала, а для защиты лица от жара камина – даме следовало иметь «интересную бледность»; красное или загорелое лицо считалось даже неприличным. В выбранном Ольгой Николаевной веере-экране было сделано сетчатое «окошко», в котором можно было сменять картинки наподобие панорамы или райка.