О чем знаешь сердцем
Шрифт:
Райан смеется.
– Что? Все равно через пять минут наливать снова. – Бабушка подмигивает нам. – Я старая. И заслужила право сидеть со своими красотками-внучками и наслаждаться бокалом вина.
Райан не нужно приглашать дважды. Достав еще два бокала, она выливает в свой все оставшееся в бутылке вино. Я одариваю ее выразительным взглядом, а бабушка, заметив, смеется.
– Что? – удивляется Райан. – В Европе я бы сейчас занималась ровно тем же.
Они с бабушкой чокаются, а я наливаю себе минералки.
– За новое начало, – произносит моя сестра и
– За новое начало, – повторяет бабушка.
Меня омывает чувство вины. Я не могу произнести те же слова, но заставляю себя поднять бокал, и между тихим хрустальным звоном, с которым мы чокаемся, и проникающим в окно светом вечернего солнца, начинаю чувствовать в этих словах что-то успокаивающее, похожее на надежду. Отпив немного, я ставлю бокал на стойку, а бабушка шлепает меня пониже спины.
– Так, а теперь бегом в душ. Скоро ужин, и мне не нужны неприятности с твоей мамой. Она и так считает меня виноватой за то, в кого превратилась вот эта.
Райан только улыбается, попивая свое вино с таким видом, будто занимается этим каждый день.
– Хорошо, – отвечаю я, стараясь говорить сердито, но обижаться не получается – настолько счастливой делает меня эта парочка. – Кстати, а где мама?
– Завезла меня, а сама вместо магазина поехала на тот хипстерский рынок втридорога переплачивать за выкормленной травкой, намассированное, налюбленное и полезное для сердца мясо, чтобы нас накормить.
Мы с Райан переглядываемся: бабуля только что сказала «хипстерский».
– Ох уж эти модные хипстерские рынки, – с усмешкой говорит Райан, убирая салат в холодильник.
– Обдираловка, – соглашается бабушка.
Дочистив последнюю кукурузу, я кладу ее на поднос и оглядываюсь в поисках еще какой-нибудь работы. Мне хочется подольше посидеть на кухне с ними двумя, потому что в это мгновение я вдруг понимаю, как сильно люблю свою бабушку и как сильно соскучилась по своей сестре. Возвращение Райан словно наполнило дом совершенно новой энергией.
– Иди, – гонит меня бабушка. – Мне нужно поболтать с твоей сестрой о ее избавлении от тропа злобной музы.
Подгоняемая шлепком, я поворачиваю к лестнице. Я понимаю, бабушке хочется побыть с Райан наедине, и, несмотря на всю их браваду, прекрасно знаю, каким будет их разговор. Бабушка захочет выяснить, действительно ли Райан в порядке, и потребует выложить все начистоту. А Райан, если нужно, позволит себе быть перед бабушкой слабой, после чего они вместе выстроят оборону. Такая близость возникла между ними после смерти дедушки, когда мне было семь, а Райан девять.
Никто из нас никогда в жизни не видел бабушку настолько подавленной, настолько оцепеневшей и молчаливой, ведь она всегда пребывала в движении, всегда была занята делом. Но когда умер дедушка, она просто взяла и остановилась. Тогда я не понимала ее, но теперь знаю это чувство слишком хорошо.
Когда она впала в это состояние, мама взяла на себя все насущные дела, а я изо дня в день проскальзывала к бабушке и слонялась по углам, не зная, что еще
– Вставай.
Каким-то чудом ее вмешательство выдернуло бабушку из вызванного горем паралича, и с тех пор между ними установилось жесткое и откровенное взаимопонимание. Мне бы хотелось, чтобы они попробовали так же отнестись и ко мне, но когда умер Трент, все стали ходить вокруг меня на цыпочках, опекать сверх всякой меры и вести себя так, словно я сделана из стекла, хотя это было уже ни к чему. Я уже разбилась на тысячи невидимых мелких осколков, которые, как ни убирай, все равно будешь время от времени обнаруживать в самых неожиданных местах.
Я ступаю по первым ступенькам тихо-тихо, надеясь уловить, о чем они говорят, но ничего не слышно, и тогда, сдавшись, я ухожу принимать душ. Закрыв дверь и включив воду, стягиваю через голову сарафан и, оставшись в купальнике, смотрю в уже запотевшее по краям зеркало. Я ищу в себе то, о чем говорила бабушка, и, кажется, почти нахожу – нечто новое, появившееся благодаря свежему воздуху, океану и… и, наверное, Колтону Томасу тоже.
Мои темные волосы растрепанными волнами закрывают мои плечи и грудь – и то, и другое ярко-красного цвета, но я знаю, что завтра краснота превратится в загар. Придвинувшись поближе, я замечаю у себя на носу и на щеках россыпь новых, совсем крошечных веснушек. И улыбаюсь своему отражению, пока оно бледнеет под клубами пара. Хороший сегодня выдался день. Настолько, что мне почти не хочется смывать его. Мне нравится ощущать на коже соль и песок, которые точно напоминают мне, что внешний мир жив и продолжает жить.
И что сегодня я снова была его частью.
Глава 14
Руке человека не сотворить то, что может представить сердце.
Ральф Уолдо Эмерсон
– А расскажи поподробнее, как ты сегодня плавала на каяке, – бодро говорит Райан, передавая мне блюдо с горкой завернутой в фольгу кукурузы.
Увидев, что мама навострила уши, я стреляю в сестру взглядом.
– Что? – удивляется она невинно, но в глубине ее глаз мерцает крошечная искорка, умоляющая меня поддержать тему. – По-моему, это очень круто.
А тебе, по-моему, не хочется обсуждать сейчас Итана и свою сорванную поездку, думаю я.
– Ты плавала на каяке? – спрашивает мама, точно не веря своим ушам. Она растерянно глядит на меня, и ее можно понять. Это совсем не похоже на меня нынешнюю. – С тобой и твоими «красными шляпками»? – оборачивается она к бабушке, та качает головой, и мама в еще большей растерянности снова переводит взгляд на меня. – А с кем же?