О чем знаешь сердцем
Шрифт:
Мы плаваем бог знает сколько времени, по очереди ныряя и гоняясь за волнами. Вода заставляет меня забыть обо всем, заново увлекает туда, где чувству вины меня не поймать. А потом волна толкает меня к Колтону, и он неожиданно для нас обоих ловит меня, сначала одной рукой, потом второй, и мы оказываемся друг напротив друга в воде так близко, что я вижу каждую капельку на его лице. И у меня перехватывает дыхание при мысли…
Что, если у нас будет больше, чем всего один день?
Каждое
Платон
Глава 12
К тому времени, как мы поднимаемся по лестнице к месту, где припаркованы наши машины, солнце висит так низко, что от гладкого мокрого песка до самого горизонта тянется золотистая дорожка. Я чувствую, как кожу покалывает от загара и соли, когда вытягиваюсь, помогая Колтону погрузить каяк на крышу автобуса. Он затягивает ремни, убирает внутрь весла и задвигает заднюю дверь, но когда она захлопывается, не уходит, а прислоняется к боку автобуса. И я прислоняюсь тоже. Мы стоим, глядя на закат и впитывая спинами тепло нагретого металла. И я задаюсь вопросом, не думает ли он о том же, о чем думаю сейчас я – что, несмотря на наш уговор ничего не усложнять, есть ощущение, что этот день стал для нас чем-то б'oльшим.
– Знаешь, – произносит Колтон, следя за плывущим к горизонту солнцем, – формально день ведь еще не закончился. – Он поворачивается ко мне, на его лице – снова надежда. – Ты голодна? Я знаю одно отличное местечко, где делают тако. Можно поесть, а потом… – Я качаю головой, и он замолкает.
– Не могу. Сегодня воскресенье.
– Ты не ешь тако по воскресеньям?
Кое-как я умудряюсь сохранить серьезность, ему под стать.
– Нет. Только по вторникам.
Мы негромко смеемся, но смех быстро тает, потому что мы оба знаем, к чему все идет.
– Мне бы очень хотелось остаться, – признаюсь я тихо. И честно. – Но по воскресеньям у нас семейный ужин, а моя мама немного помешана на том, чтобы никто его не пропускал.
– Понимаю, – говорит Колтон, безуспешно стараясь скрыть разочарование в голосе. – Ну, тут уж никак не отвертишься. Семья – это важно.
Когда я поднимаю на него глаза, он улыбается мне, и я на кратчайшее из мгновений представляю, что приглашаю его с собой. Но потом как наяву вижу все, что последует дальше: как знакомлю его с родителями, как они начинают задавать вопросы, как он садится за стол туда, где обычно сидел Трент, и…
Нужно уезжать. Прямо сейчас.
– Большое тебе спасибо за сегодняшний день. – Пытаюсь говорить легко, но не выходит. – Он был замечательным, от начала и до конца.
Улыбка Колтона немного бледнеет.
– Не за что.
Я отталкиваюсь от автобуса, выпрямляюсь.
– Мне правда пора.
– Постой, – произносит Колтон внезапно, словно не смог совладать с собой, как не смогла вчера я.
Его лицо становится серьезным.
– Послушай, – говорит он. – Знаю, я сказал всего один день, но… я был не вполне честен. И еще я знаю, что если отпущу тебя сейчас, не сказав правды, то буду жалеть об этом всю дорогу домой.
На
На секунду он упирается взглядом в землю, затем вновь поднимает его к моим глазам.
– В общем… Я обещаю больше не заявляться к тебе домой, но если ты когда-нибудь решишь, что тебе хочется еще один день… когда угодно… то у меня этих дней целая куча, и… и сегодняшний мне очень понравился.
– Мне тоже, – отвечаю – и только, потому что от его слов, от того, как он на меня смотрит, меня прошивают крошечные иголочки жара. – Спасибо тебе еще раз.
Колтон кивает – безропотно, словно подготовил себя к такому ответу.
– Тогда ладно, Куинн Салливан. Было приятно провести с тобой этот день, – говорит вежливо.
– Мне тоже. – Я улыбаюсь. Спиной назад делаю пару шагов к машине. Мое сердце гулко бьется в груди.
– Езжай аккуратно.
– Хорошо. Ты тоже.
– Хорошо.
Мы можем продолжать этот диалог бесконечно, придумывая всякую бессмысленную чепуху, лишь бы оттянуть неизбежное – ведь никто из нас на самом деле не хочет прощаться. Но мы уже у дверей, наши ладони на ручках, точно выбор был сделан за нас.
Я привстаю на цыпочки, чтобы еще раз, напоследок взглянуть на него через крышу своей машины.
– Доброй ночи, Колтон.
Он коротко улыбается мне и кивает.
– Доброй ночи. – А потом забирается в кабину автобуса, захлопывает дверцу и заводит мотор.
Я тоже сажусь в машину, вставляю ключ в замок зажигания, но не поворачиваю, а смотрю, как Колтон бросает последний взгляд в зеркало заднего вида и, помахав мне на прощание в открытое окно, уезжает.
Я сижу в сумеречной тиши вечера до тех пор, пока его автобус не исчезает из виду, пока не перестаю слышать и шум мотора, а потом произношу слово, которое повторяла про себя так много раз.
Вернись.
Слово, которое было мольбой, обращенной к Тренту.
Вернись.
Слово, которое было просьбой о невозможном.
– Вернись.
Сегодня я шепчу его солнцу, садящемуся за океан, и волнам, уносящим моменты, которые мы пережили сегодня вместе. И Колтону Томасу.
Сердце представляет собой плотную ткань, трудно повреждаемую и состоящую из всякого рода волокон. Волокна сердца сильно отличаются от всех других по своей плотности, жесткости, значительной мощности и сопротивляемости повреждениям. В самом деле, ни один орган не выполняет столь продолжительной и энергичной работы, как сердце.
Гален «О назначении частей человеческого тела»
Глава 13
Машина Райан – это первое, что я вижу на подъезде к дому. На мгновение я пугаюсь – вдруг с папой опять что-то стряслось, – но потом он появляется из-за угла с садовым шлангом в руках, и я, испытывая облегчение пополам с замешательством, выхожу из машины.
– А вот и моя девочка, – говорит папа, скатывая шланг и оглядывая меня, пока я иду к крыльцу. – Вся сияет… или же прилично обгорела на солнце.