О чем знаешь сердцем
Шрифт:
Вопрос уже готов слететь у меня с языка, как вдруг Колтон замечает, куда я смотрю. Он наклоняется и, подобрав контейнер, с натянутой улыбкой запихивает его в карман на дверце.
– Витамины, – объясняет он. – Сестра на них помешалась. Заставляет всюду носить с собой. – Что-то в его тоне и в том, как он отворачивается к дороге, предупреждает меня не задавать вопросов, но мне и не нужно. Я знаю, что это не витамины.
Мы мчим по шоссе вдоль побережья, стекла опущены, и ветер швыряет волосы нам в лицо, а музыка включена так громко, что нет нужды разговаривать. И нам хорошо. Напряженный
– Так куда мы едем? – кричу я сквозь музыку.
Шоссе по широкой дуге уходит от океана, и мы поворачиваем на выезд. Колтон убавляет громкость.
– В еще одно из моих любимых мест, – говорит он. – Но сначала надо запастись провизией.
Мы притормаживаем на пыльной парковке около местного семейного магазинчика, куда мы с родителями обычно приезжали каждую осень – за яблоками и чтобы сфотографировать горы тыкв всех мыслимых и немыслимых оттенков оранжевого. Я никогда не бывала тут летом, и теперь понимаю, что зря. На парковке полно народу. Они садятся и выходят из машин, перекладывают продукты из полных корзинок в багажники. Трактор тянет плоский прицеп, на котором сидят дети с родителями, одни держат в руках большие круглые арбузы, другие лакомятся ярко-красными, сочными, только что вырезанными треугольными ломтиками.
Вслед за Колтоном я лавирую между людьми к тени под навесом, где разложен товар. По пути он рассеянно машет пальцами в сторону радужной россыпи фруктов.
– Лучшее место в мире для подготовки к пикнику, – сообщает через плечо и бросает мне персик, который я еле успеваю поймать.
– Что ты любишь? – Он останавливается около пирамиды деревянных ящиков. Я осматриваю их и задерживаю взгляд на лукошке с малиной – такой красной, что она кажется ненастоящей, – и Колтон сразу подхватывает его. – Что еще? Сэндвичи? Чипсы? Все сразу?
– Давай, – смеюсь я. – Все сразу, почему бы и нет?
Он так счастлив сейчас, и это его настроение заразительно.
Мы набираем полную корзину припасов для пикника – два сэндвича, фрукты, чипсы, газировку в старомодных стеклянных бутылочках, – и увенчиваем все это леденцами со стойки у кассы. По два каждого вкуса.
На улице за нами, издавая смешное блеяние, увязываются три дружелюбные козочки с голодными глазами. Мы идем, и присутствие Колтона делает этот солнечный день вблизи океана ярче. Легче. Мы будто оставили наши реальности далеко-далеко позади. Заметив скамейку в тени, мы садимся бок о бок и едим малину прямо из лукошка, время от времени бросая по одной попрошайничающим неподалеку козам. Колтон рассказывает о том, как в детстве жутко боялся их, а я хохочу, наклоняюсь к нему и, забывшись, позволяю ладони упасть на его бедро.
Он замолкает посреди предложения. Смотрит вниз в тот самый момент, когда я убираю руку. Наступает долгая тишина. Я пытаюсь сообразить, что сказать. Колтон смотрит на часы. Потом откашливается.
– В общем, есть одно место, которое я хочу тебе показать, но нам лучше поторопиться, чтобы я успел вернуться вовремя, не то сестра будет бушевать, – говорит он, вставая. – Но сперва тебе, возможно, захочется заглянуть в уборную, ну, потому что там, куда мы отправимся, ничего такого нет.
– Окей. – Я быстро встаю, благодарная за возможность сделать
– Я буду здесь, – говорит он, открывая бутылку с водой.
Шагая через парковку к уборной, я оборачиваюсь – всего на миг, но успеваю увидеть, как Колтон открывает дверцу автобуса и достает контейнер с таблетками. Вытряхнув несколько, он глотает их и запивает водой.
Мне становится больно за него в эту минуту – из-за того, что он вынужден принимать лекарства и потому что считает нужным это скрывать. Но ведь и я многое скрываю. И внезапно мне становится ясно, почему мне настолько легко с ним рядом и почему Колтон, возможно, чувствует то же со мной: когда мы вместе, нам не нужно признаваться в том, что мы хотим спрятать. Что определяет нас для наших родных и друзей. Мы можем быть новыми – друг для друга и для себя.
Когда я возвращаюсь из уборной, Колтон заканчивает говорить по телефону.
– Готова? – Он улыбается мне, и как только я отвечаю «да», мы садимся в автобус. Отъехав от магазинчика с фруктами, он сворачивает не на шоссе, а на дорогу, петляющую между высоченными дубами и вязами, которые зеленым куполом сходятся над нашими головами. Мы едем по склонам холмов, и когда я улавливаю в воздухе запах океана, делаем резкий поворот на извилистую дорожку, которая под почти немыслимым углом поднимается вверх.
– Куда мы едем? – спрашиваю я снова.
– Увидишь, – говорит Колтон. – Мы почти на месте.
Наконец мы оказываемся на вершине холма высоко над океаном, окружающим нас с трех сторон, ярко-синим, сверкающим, словно солнце раскололось и осыпало его поверхность крошечными осколками. Припарковавшись на пыльном пятачке на обочине, Колтон бросает взгляд на мои шлепки.
– У тебя получится в них немного пройтись? Здесь недалеко.
– Конечно.
– Хорошо. – Он улыбается. – Потому что я думаю, тебе там понравится.
Я оглядываюсь и внезапно понимаю, где мы.
– Это что, Пиратская бухта? Где нудистский пляж? – Я слышала об этом месте. И о том, что там ничего нет, кроме пожилых голых мужчин с лишним весом, которые между принятием солнечных ванн изредка поигрывают в волейбол. – Мы же… мы же не туда собираемся?
Колтон хохочет так сильно, что нечаянно выплевывает всю воду, которую только что отхлебнул. Отсмеявшись, он улыбается мне.
– Нет, наш пикник будет не у Пиратской бухты – ну, если, конечно, ты сама этого не хочешь. Там, куда мы идем, вид намно-ого лучше. Пошли за мной.
Он подхватывает сумку с провизией для пикника и забрасывает ее за плечо, а после устремляется к узенькой тропке, которую я не заметила, когда мы припарковались. Я остаюсь стоять на месте, и Колтон оглядывается.
– Ты идешь?
Догоняю его на тропке, которая вьется между кустами, такими высокими, что кажется, будто мы в тоннеле, и единственное, что я вижу впереди, – это его спина. Мы не разговариваем. Я все гадаю, что же скоро увижу, но вопросов не задаю. Мне нравится неизвестность. И то, что, куда бы Колтон меня ни привел, это место откроет мне новую частичку его. Через несколько минут он замедляет шаг, и я тоже, а потом совсем останавливается.