О девочке Маше

Введенский Александр Иванович

— Ты, Елизавета Петровна, наверно, больна. Вот у тебя и щёки красные, сейчас я тебя послушаю.

Маша послушала ей грудку и спинку, а потом опять сказала шёпотом:

— У тебя воспаление лёгких, тебе надо лежать тихо. Поняла?

А кукла Елизавета Петровна лежала у неё на коленях тихо-тихо, и глаза её были закрыты.

Скоро вернулся Коля и принёс из аптеки лекарства.

— Маша, Машенька, тебе пора ложиться спать, а я буду здесь готовить уроки и посижу с мамой.

Первый раз услышала Маша, что Коля назвал её Машенькой.

И так ей это показалось странно и необыкновенно, что она даже не стала с ним спорить, не стала говорить, что спать ещё рано, а сразу послушалась и пошла спать. А когда она умылась и разделась и легла в кровать, она позвала его:

— Коля, поди-ка сюда на минуточку.

— Ну вот, я пришёл, — говорит Коля. — Спи. Спокойной ночи.

— Коля, а кто же меня завтра в детский сад отведёт? — спросила Маша.

— Я тебя отведу, — сказал Коля. — Я встану завтра пораньше и, перед тем как идти в школу, отведу тебя в детский сад.

— Коля, а кто же с мамой останется? — опять спросила Маша. — Ведь она больная. Как же она будет одна?

— Мы попросим соседку Марию Петровну с ней посидеть, — сказал Коля. — Спи. Спокойной ночи.

И девочка Маша заснула. И немного погодя пришла к ней на кровать кошка Ниточка. Свернулась клубочком в её ногах и задремала. А на полу у Машиной кровати заснул Петушок. Спала мама. Но долго-долго не мог уснуть Коля. Он приготовил уроки, сдвинул два кресла — сделал себе кровать, — улёгся и глаза закрыл. Но заснуть не мог. Он всё думал о том, что теперь будет. Давать ли папе телеграмму или не давать? И что делать, если вдруг соседка Мария Петровна не сможет завтра посидеть около мамы? А когда он переставал думать, то снова начинал прислушиваться, как дышит, стонет и охает во сне мама. Но наконец и он уснул. На другой день утром Коля встал рано, пошёл на кухню и вскипятил чай, напоил и накормил Машу, потом сбегал за соседкой Марией Петровной и попросил её присматривать за мамой. Потом он отвёл Машу в детский сад, а оттуда сам побежал в школу.

И на третий, и на четвёртый, и на пятый, и на десятый день мама всё ещё была так же сильно больна. Она чувствовала себя то лучше, то хуже.

Каждый день приходил к маме доктор Иван Николаевич, а иногда с ним приходили ещё два каких-то доктора, и все они выслушивали и выстукивали маму.

Один доктор после выслушивания всегда говорил: «Так-так-так-так…» А другой доктор всегда очень громко сморкался, и когда слушал маму, то качал головой. А доктор Иван Николаевич любил расспрашивать Машу о том, чем её сегодня в детском саду кормили.

— А манная каша была вкусная? — спрашивал он. — А кисель был вкусный? А котлеты были вкусные?

И Маша ему отвечала:

— Манная каша всегда невкусная. А кисель сегодня был очень вкусный. А котлет не было, пирог с мясом вместо них был… А Колю кормит наша соседка, Мария Петровна: суп ему варит и макароны.

Когда доктора уходили, в комнате становилось совсем-совсем скучно.

Даже Петушок не лаял и Ниточка не мяукала.

Они оба, должно быть, понимали, что нельзя шуметь, когда в комнате лежит больной человек.

Но наконец, на одиннадцатый или двенадцатый день, мама начала поправляться. Она начала пить и есть как следует и стала даже книжки и газеты читать. А на пятнадцатый день пришёл опять доктор Иван Николаевич с двумя другими докторами. Они всё выслушивали и выслушивали маму, а потом сказали:

— У вас после болезни лёгкие стали слабые. Вам надо на всю эту зиму на юг уезжать. Например, в Сухуми.

— Ах, — сказала мама, — хотя у меня и есть в Сухуми подруга, но всё-таки как же я поеду? Куда я дену сына и дочь?

А доктора отвечали:

— Этого мы не знаем. Это уж ваше дело. Одно только помните, что вам нельзя ни беспокоиться, ни волноваться, ни огорчаться… Ну, до свидания, мы пошли.

— Ах, — говорила мама, — что же мы будем делать? Никак, никак я не могу уехать!

А Коля сказал:

— Мама, не плачь. Тебе нельзя плакать. Я придумал, как мы сделаем. Ты возьмёшь с собой в Сухуми Машу, а я в Москве останусь. Мне нельзя школу бросать. Я думаю, я смогу у своего товарища Мити жить. Ты ведь знакома с его мамой и папой. У него отдельная комната, и там, кроме кровати, диван стоит, и я на диване спать могу.

ГЛАВА V

О том, как Маша со всеми прощалась

Так и пришлось сделать, как Коля предложил. Всё равно нельзя было ничего лучшего придумать. И вот стали они готовиться к отъезду.

Маша пришла в детский сад и на этот раз не на ухо, а прямо так, полным голосом, сказала всем мальчикам и девочкам, что она с мамой уезжает, на всю зиму на юг, в Сухуми.

— Что же это за город такой? — спросил Вова.

— Никогда я не слыхала, — сказала Наташа. А Вова сказал:

— Это там, где Чёрное море. Знаю.

— А где Чёрное море? — спросили Валя и Галя.

— А где Чёрное море, я не знаю, — отвечал Вова. А Маша сказала:

— Наташа, Наташа, пойдём пошепчемся, мне надо тебе что-то сказать.

Они взялись за руки и пошли в уголочек. Сели на пол, и Маша сказала:

— Наташа, что мне делать? Я и не знаю.

— А что? — спросила Наташа. — Что случилось?

— Куда я Петушка и Ниточку дену? — ответила Маша. — Ведь помрут они без меня.

Тогда Наташа подумала и сказала:

— Знаешь что, ты отдай их мне. Пускай они у меня будут. У меня они не умрут.

— Спасибо тебе, Наташа, — сказала Маша, — ты очень добрая. Я думаю, им будет у тебя хорошо, только бы их черепаха весной не съела.

— Что ты! — говорит Наташа. — Черепаха не ест ни людей, ни кошек, ни собак.

В половине пятого Коля зашёл за Машей в детский сад, и они пошли домой.

— Мама, — сказала Маша, — всё устраивается: Наташа берёт Петушка и Ниточку.