О друзьях-товарищах
Шрифт:
Только однажды мы изменили этому правилу. Тогда (после сравнительно близкого взрыва мины) у нас отказал мотор, и мы для ремонта приткнулись к берегу, где нас и нашел самолет врага. Он появился необычно рано — небо еще только начало темнеть — и прошел над нами так низко, что, казалось, вот-вот собьет нашу мачту. А у нас случилось так, что команды на верхней палубе — кот наплакал: минеров Мараговский послал в деревню взорвать обнаруженные там бомбы, мотористы возились в машинном отделении, а все прочие (кроме вахтенного) заготовляли чурку для газогенераторного катера-тральщика, работавшего с нами в паре.
Короче говоря, у нас было
Самое разумное, казалось бы, — покинуть катер, ибо до гибели его оставались считанные минуты. Но поступить так, оставить на растерзание врагу катер — это было выше наших с Мараговским сил.
Не помню, кому из нас пришла в голову эта мысль, но мы все трое просто уселись на палубе вокруг бухты пенькового троса. Сидели, делали вид, будто нет здесь никакого вражеского самолета, а сами краешком глаза внимательно следили за ним. Вот он пикирует на катер, еще немного — и затарахтят его пулеметы или раздастся вой бомб…
Но что это? Самолет почему-то резко отвалил в сторону! Кого он испугался?
Круга два или три сделал вражеский бомбардировщик над нами, но атаковать так и не осмелился. Почему? Мое мнение — летчика насторожило, что мы просто так сидим вокруг бухты троса, он видел в этом какой-то подвох. И, оберегая себя, отказался от вернейшей атаки.
За годы войны я был участником или свидетелем нескольких подобных курьезов. Так, в октябре 1942 года, когда мне пришлось работать на сталинградских переправах, однажды я нарушил все инструкции и наставления, в военном отношении действовал абсолютно безграмотно, но не получил в борта катеров даже шального осколка.
Тогда вражеские артиллеристы и минометчики встретили мои катера залпами, которые легли точно по нашему курсу. Согласно военной науке я был обязан немедленно начать маневрирование скоростью и курсом, чтобы сбить вражескую пристрелку! А я — молчу, не подаю ни одной команды. Стою в рубке головного катера и наблюдаю, как разрывы вражеских снарядов прыгают по реке, пытаясь предугадать мой маневр, которого я так и не сделал.
В том, что все случилось так, а не иначе, как мне кажется, большую роль сыграло не только везение, но и то, что мы действовали неожиданно для врага.
Конечно, этот случай стал предметом обсуждения на командирской учебе. Кое-кто из моих товарищей довольно-таки яростно нападал на меня за пренебрежение к азбучным истинам военной науки. Конец дискуссии положил Кринов, который только и сказал:
— Бой — не игра, где надо действовать по правилам. Кроме того, как известно, победителей не судят.
Да, для меня контр-адмирал Хорошкин являлся образцом командира, у которого нужно было многому поучиться, которому во многом должно было подражать. Лишь одного я не понимал и не одобрял: его частых попыток на какое-то время из командира бригады превращаться в командира катера или даже в рулевого, минера, пулеметчика. Например, он еще не раз на бронекатере проносился по минным полям, доказывая речникам, что фарватер свободен от мин. Во время одного такого отчаянного рейса в Чертовском Яру он и погиб вместе с бронекатером.
Трагическая и преждевременная гибель контр-адмирала Б. В. Хорошкина глубоко потрясла нас всех, кто знал и любил его. И позднее с огромным удовлетворением мы восприняли
Итак, в первые дни минной войны на Волге задачами катеров-тральщиков являлись обнаружение минных полей врага и уничтожение мин, отыскание обходных фарватеров, проводка по ним караванов и охрана их от нападения с воздуха. И, разумеется, изучение тактики врага.
Изучили тактику врага — получили возможность провести ряд мероприятий, которые значительно снизили эффективность бомбовых и минных ударов врага. Например:
фашисты ставили мины ночью, ориентируясь по огням, обозначающим судовой ход, и мы погасили все бакены, створы и перевальные знаки. Теперь врагу пришлось швырять мины куда придется. А Волга (особенно — в период половодья) очень широка, и многие мины попадали в несудоходные воложки и даже на заливные луга, где потом и обсохли;
фашисты бомбили караваны с наступлением темноты, и мы к ночи все суда притыкали к берегу и тщательно маскировали. Вот и ходили теперь фашисты часто над будто бы чистой рекой, вот и швыряли бомбы просто так, «на авось».
Однако фронт минной войны рос, ширился изо дня в день и скоро захватил всю Волгу уже от Никольского (значительно ниже Сталинграда) до Золотого (района Саратова).
Задачи перед нами стояли серьезные, объемные, и скоро мы забыли, что недавно жили по распорядку дня, что еще недавно у нас были даже подъем и отбой.
Вот как, помнится, прошли для нас только одни сутки в тот период минной войны.
Рассвет застал нас — два катера-тральщика и два бронекатера — в конвое буксирного парохода «Крестьянин», который вел за собой три нефтеналивные баржи. И весь долгий день мы были рядом с этим караваном, готовые в любую минуту открыть огонь по вражескому самолету, если он появится и осмелится атаковать. И двух отогнали.
А с наступлением ночи приткнули караван под яр левого берега в излучине ниже Быковых хуторов, тщательно замаскировали и продолжали нести вахту около него. Вечер был тих, ночь — звездная. Благодать, а не погода: и не холодно, и жара изнуряющая спала.
Едва стемнело, появились вражеские самолеты. Они, получив сведения от своих разведчиков, настойчиво искали наш караван, но пока безрезультатно. Мы даже начали подумывать, что сегодняшняя ночь окажется хотя и бессонной, но спокойной — без бомбежки и пулеметных очередей.
И вдруг с правого берега одна за другой взвились две белые ракеты и погасли, не дотянувшись до каравана. Стало ясно, что это ракетчик, которого мы не смогли своевременно обнаружить.
Самолеты, разумеется, заметили эти ракеты и вернулись в наш район. Тогда и взвилась еще одна ракета. Немедленно, придерживаясь ее следа, лег на боевой курс один из самолетов, вслепую сбросил бомбу, которая взорвалась на берегу, метрах в десяти от каравана.
Из опыта минувших подобных боев я уже знал, что теперь летчики, веря своему ракетчику, методично перепашут бомбами всю кромку нашего берега и обязательно нащупают караван. Чтобы попытаться спасти его, оставалось одно — принять бомбовый удар на себя, и мы, два бронекатера и два катера-тральщика, выскочили на середину реки и открыли огонь по тому месту, откуда недавно взвилась ракета, и по самолетам, вернее, по черному небу, в котором они кружили; мы всячески старались доказать летчикам, что мы и есть та самая цель, на которую им указывалось.