О душах живых и мертвых
Шрифт:
– Причины? – резко перебивал шефа жандармов император.
– Невежественные крестьяне не в состоянии оценить усилия пекущегося о них правительства, – отвечал Бенкендорф. – Смею заверить, ваше величество, нигде не обнаруживается политических замыслов или вольнодумных идей…
С тех пор как перестал существовать Секретный комитет,
Николай Павлович хотел верить, но для полноты веры требовал новых доказательств.
– Чем поручишься, – спросил он у шефа жандармов, – что нигде не проявились злоумышленные подстрекатели?
– Повсеместно власти достигают успеха одними мерами кротости, – Бенкендорф бодро смотрит на венценосца. – А кротким внушениям не покорился бы народ, зараженный духом либерализма.
– Допускаю… – откликнулся император. – А каковы сведения о переводе крестьян в обязанные?
Положение шефа жандармов становилось затруднительным.
– Прошедшее время слишком коротко, ваше величество, чтобы ожидать ощутимых последствий. Но и всякая поспешность была бы нежелательна. Дворяне опасаются ограничения их власти, а крестьяне, – Бенкендорф укоризненно вздохнул, – ожидают таких преимуществ, которые не могут быть им предоставлены.
– Когда же прекратятся эти бессмысленные ожидания? – Император вспылил.
– Только мудрыми наставлениями правительства можно пресечь неисполнимые мечтания и добиться предначертанного обновления.
Шеф жандармов уехал из дворца вполне довольный собой. Опасная эпоха «обновления», очевидно, кончилась.
Конечно, можно было бы и далее произносить речи о мудрости попечительного правительства или о доблести первенствующего сословия. По желанию можно было и в словесности перебирать старую ветошь, рисуя приторные сцены никогда не существовавшей
Все это и делалось, но, в отличие от прошлого, казенной словесности теперь победно противостояла поэма Гоголя.
…Виссариону Белинскому надо было сказать читателям хотя бы первое, короткое слово о «Мертвых душах», а он часами бродил по городу.
По календарю в Петербурге начинались белые ночи, но подул нежданный злобный ветер, и померкло их тихое, светлое мерцание.
Виссарион Григорьевич шагал по улицам, не замечая перемены. Думалось только о том, что свершилось в словесности. Мысли устремлялись вперед: истинное искусство будет властно участвовать в коренном переустройстве жизни.
А ветер, словно подслушав эти мысли, злобился и преследовал путника, надоедливый, навязчивый, неотступный. Путник запахнул легкое пальто и ускорил шаги.
Он пришел домой, согрел озябшие руки и встал к конторке. В ночной тишине слышно было, как скрипело, бегая по бумаге, перо да шелестели отбрасываемые листы.
Виссарион Григорьевич писал о «Мертвых душах» и думал о том, что только на подъеме народных сил рождаются такие творения и сулят этим силам великое будущее.
Но долог и труден к этому будущему путь. Одни падут, другие свернут с дороги, но подойдут новые люди и снова двинутся вперед…
Белинский отложил перо и подошел к окну.
– Этакая непроглядная хмарь!
Низкие тучи уныло застилали небо.
Виссарион Григорьевич сел на диван. По расчету времени где-то за тучами давно встало раннее солнце.
И вдруг улыбнулся этому невидимому солнцу нетерпеливый человек и повторил то, что писал недавно в ученой рецензии на ученую книгу:
– Будет новая земля и новое над ней небо!