О душе
Шрифт:
Ясно также, почему растения не ощущают, хотя у них есть некая часть души и они нечто испытывают от осязаемого; ведь испытывают же они холод и тепло; причина в том, что у них нет ни средоточия, ни такого начала, которое бы воспринимало формы ощущаемых предметов, а они испытывают воздействия вместе с материей [93] .
Можно было бы спросить, испытывает ли что-то от запаха неспособное обонять или от цвета неспособное видеть, и точно так же в отношении других чувств. Если обоняемое есть запах, то запах вызывает обоняние, если он что-то вызывает; таким образом, невозможно, чтобы неспособное обонять что-то испытало от запаха (то же можно сказать и о других чувствах); да и все способное ощущать испытывает что-то от ощущаемого, лишь поскольку оно к этому способно. Это явствует также из того, что на тела воздействуют не свет и не тьма, не звук и не запах, а то, в чем они находятся, например воздух, [а не звук], раскалывает дерево, когда гремит гром. Осязаемое же и ощущаемое на вкус воздействуют на
93
Растение не имеет ощущения, допустим холода и тепла; оно лишь охлаждается, нагревается, замерзает, вянет и т. п., т. е. изменяется не через восприятие формы теплого, например, а само становясь теплым.
Книга третья
Глава первая
Доводы в доказательство того, что, кроме пяти внешних чувств, нет никаких других. Отсутствие особого органа для восприятия общих свойств. Необходимость наличия не одного, а нескольких чувств для более отчетливого познания общих свойств.
Что нет никаких иных [внешних] чувств, кроме пяти (я имею в виду зрение, слух, обоняние, вкус, осязание), в этом можно убедиться из следующего. А именно: если мы теперь воспринимаем все, что воспринимается осязанием (ибо все свойства осязаемого как такового мы воспринимаем осязанием); если при отсутствии какого-нибудь чувства необходимо отсутствует у нас какой-то орган; если все, что мы ощущаем через соприкосновение, воспринимается осязанием, которым мы как раз обладаем, а все, что мы ощущаем через среду, т. е. не касаясь самих предметов, мы воспринимаем при посредстве простых тел — я имею в виду воздух и воду (дело обстоит так, что если много вызывающих ощущения предметов, отличных друг от друга по роду, воспринимаются через один какой-нибудь элемент, то существо, обладающее органом, состоящим из этого элемента, по необходимости способно воспринимать два вида ощущаемого; например, если орган чувства состоит из воздуха, то воздух есть среда для восприятия и звука и цвета; и если не одно простое тело, а больше, служит средой для восприятия одного и того же, например цвета — и воздух и вода, ведь и то и другое прозрачно, то орган, содержащий только один из этих элементов, воспринимает то, что воспринимается через оба элемента); если органы чувств состоят только из двух простых тол — из воздуха и воды (а именно: зрачок — из воды, орган слуха — из воздуха, орган обоняния — из того или другого из них; огонь же или не входит в состав ни одного органа, или общ всем: ведь ни один орган не способен к восприятию без тепла, а земля либо не входит в состав ни одного органа, либо преимущественно примешана к органу осязания как особая составная часть. Поэтому остается сказать, что нет ни одного органа чувства, кроме состоящих из воды и воздуха, и такие органы действительно имеются у некоторых животных), — то существа, достигшие полного развития и неизувеченные, обладают всеми [внешними] чувствами (ведь и крот, как известно, имеет под кожей глаза). Так что если только нет еще какого-нибудь другого [простого] тела или такого свойства, которое не принадлежало бы к какому-либо из имеющихся на земле [простых] тел, то нет ни одного чувства, которого мы были бы лишены.
Но не может быть особого органа чувства для восприятия общих свойств — они воспринимаются каждым чувством привходящим образом; таковы движение, покой, фигура, величина, число, единство; в самом деле, все это мы воспринимаем при посредстве движения; например, величину мы воспринимаем при посредстве движения, следовательно, и фигуру; ведь фигура есть некоторого рода величина; а покой мы воспринимаем как отсутствие движения, число — как отрицание непрерывности, притом через воспринимаемое лишь каким-нибудь отдельным чувством; ведь каждое чувство воспринимает лишь один [род ощущаемого]. Таким образом, ясно, что не может быть какого-либо особого чувства для восприятия таких свойств, как движение: ведь иначе это было бы так же, как мы теперь сладкое воспринимаем зрением. Последнее возможно потому, что мы имеем как раз чувство для восприятия и сладкого и видимого, благодаря чему мы узнаем и то и другое, когда они встречаются вместе. Если бы было не так, то мы бы никак не воспринимали [сладкое зрением], разве только привходящим образом, как, например, сына Клеона — я воспринимаю не то, что он сын Клеона, а то, что он бледный; а для этого бледного привходяще то, что он сын Клеона.
Для общих же свойств мы имеем общее чувство и воспринимаем их не привходящим образом; стало быть, они не составляют исключительной принадлежности какого-либо чувства: ведь иначе мы их никак не ощущали бы, разве только так, как, согласно сказанному, мы видим сына Клеона.
А то, что свойственно воспринимать лишь отдельному чувству, остальные чувства воспринимают привходящим
Можно было бы спросить, ради чего у нас несколько чувств, а не одно только. Не для того ли, чтобы сопутствующие и общие свойства, такие, как движение, величина, число, были более заметны? Ведь если бы было одно лишь зрение и оно воспринимало бы только белое, то эти свойства оставались бы скорее незамеченными, и все они казались бы одним и тем же, так как цвет и величина постоянно сопутствуют друг другу. Но так как общие свойства имеются и в том, что воспринимается разными чувствами, то ясно, что каждое из этих свойств есть нечто отличное от воспринимаемого лишь одним отдельным чувством.
Глава вторая
Доказательство того, что самим зрением человек воспринимает, что он видит. Неоднозначность восприятия. Возможность наличия ощущений и представлений и после удаления воспринимаемых объектов. Тождество ощущаемого и ощущения в их актуальном состоянии. Наличие специальных названий для актуального состояния ощущений у одних чувств (звучание, слышание, видение), отсутствие таковых у других. Опровержение мнения, что чувственные качества не существуют вне наличия соответствующих ощущений. Ощущение как соотношение. Необходимость чего-то единого для установления различий ощущений. Способность различения. Пример точки как совмещения неделимого и делимого.
Так как мы воспринимаем, что мы видим и слышим, то необходимо воспринимать либо зрением, что оно видит, либо другим чувством. Если зрением, то оно должно воспринимать и зрение и его предмет — цвет. Так что или будут два чувства для восприятия одного и того же, или зрение будет воспринимать само себя. Далее, если чувство, воспринимающее зрение, было бы другим, а не самим зрением, то или [этот ряд восприятий] уходил бы в бесконечность, или какое-нибудь чувство воспринимало бы само себя, так что следовало бы признать это за первым чувством.
Но возникает сомнение. В самом деле, если воспринимать зрением — значит видеть, а видят цвет или предмет, имеющий цвет, то, для того чтобы видеть это видящее, первое видящее также должно иметь цвет. Поэтому ясно, что восприятие зрением не однозначно: ведь когда мы и ничего не видим перед собой, мы все же различаем зрением тьму и свет, но только другим способом; с другой стороны, и видящее каким-то образом причастно цвету (kechromatistai). Ведь каждый орган чувства воспринимает свой предмет без материи. Поэтому и после удаления воспринимаемых предметов в органах чувств остаются ощущения и представления об этих предметах.
Действие воспринимаемого чувством и действие чувства тождественны, но бытие их не одинаково. Я имею в виду, например, звук в действии и слух в действии. Ведь бывает, что обладающему слухом нечего слышать, и то, что способно производить звук, не всегда его производит. Но когда существо, способное слышать, действительно слышит, а способное производить звук действительно его производит, тогда в одно и то же время получается слух в действии и звук в действии, и можно было бы первое назвать слышанием, второе — звучанием. Если, в самом деле, движение — действие и претерпевание — происходит в том, что подвергается воздействию, то и звук и слух в Действии необходимо заключены в том, что таково в возможности. Ведь действие того, что способно действовать и двигать, происходит в претерпевающем, поэтому вовсе не необходимо, чтобы движущее приводилось в движение. А именно: подобно тому как действие и претерпевание происходят в претерпевающем, а не в действующем, так и действие ощущаемого и способного ощущать происходит в способном ощущать. Итак, действие способного звучать есть звук или звучание, способного слышать — слух или слышание, ибо в двояком смысле понимается слух, в двояком же смысле и звук. То же можно сказать и о прочих чувствах и воспринимаемых ими предметах. Однако у некоторых чувств имеются названия для того и другого (например, звучание и слышание), у других же одно не имеет названия; так, зрение в действии называется видением, а для действия цвета нет названия; равным образом действие способности ощущать на вкус называется вкусом, а для действия ощущаемого на вкус нет названия.
Так как действие ощущаемого и действие ощущающего суть одно действие, хотя бытие у них неодинаково, то слух и звук, взятые в смысле действия, необходимо исчезают или сохраняются одновременно, и точно так же ощущаемое на вкус и вкус, и подобным образом у остальных чувств. Если же брать их в смысле возможности, то не необходимо, чтобы они исчезли или сохранились вместе. Прежние же философы, размышлявшие о природе [94] , говорили неправильно, полагая, что нет ни белого, ни черного без зрения, как нет вкусовых свойств без чувства вкуса. В одном отношении это утверждение правильно, в другом — неправильно. А именно: так как об ощущении и ощущаемом говорится в двух значениях: как об имеющихся в возможности и в действительности, — то для одного случая сказанное ими подходит, а для другого не подходит. Они говорили безотносительно о том, о чем безотносительно говорить нельзя.
94
Речь идет, по-видимому, о Демокрите и его учениках.