О-ерой, академия для избранных
Шрифт:
– Ты представила себе самого слабого по твоему мнению зверя – яломиште, но ты не учла ни характера, ни темпераментности.
– А какое это имеет значение, если форма моей второй ипостаси еще не определилась? – Блеквел усмехнулся, поднял указательный палец вверх и ответил, словно родитель неразумному дитя:
– Представь, если бы тебе сказали: ты станешь красоткой если изменишь нос, увеличишь грудь, обрежешь волосы, - одним словом, поменяешь облик. Твой зверь зол, потому что ты не хочешь принять его. Что касается не до конца определившейся формы, то медитации, в твоем случае, наиболее важны. С помощью
– То есть, даже если я определюсь с обликом моего зверя, это не даст гарантии, что во время следующего сеанса он будет в том же виде?
– Да, но это поможет тебе лучше управлять своими эмоциями, ты станешь более спокойна и рассудительна. Ты обретешь гармонию. К тому же выбранный тобой облик, чаще всего будет отзываться на частичную трансформацию.
– Профессор, с ваших слов – это все элементарно, вот только я никак не могу себя ассоциировать с медведем. Мой зверь… – я поежилась в нерешительности, и все же необходимо признаться. – Мой зверь он подавляет меня. Его инстинкты, его желания – порой они затмевают все мои чувства, иногда я даже не понимаю: мои ли это мысли или ведущие меня инстинкты зверя. И да, мне страшно! Вы с рождения знали кто вы, учились с этим жить, а я получила то, чего не желала, и оборотня из меня сделать за пару минут, явно не получится!
Я встала со своего места, рассчитывая, что наш урок закончен, но не тут-то было.
Блеквел сурово сдвинул брови.
– Сидеть, я тебя не отпускал! Наш урок закончится тогда, когда я скажу! – вот вам и вся доброжелательность, вот вам и исправился. Командует, словно собакой. Сейчас сидеть, а дальше что, лежать?
– Профессор Блеквел, думаю, на сегодня достаточно.
– Савицкая, вам не надо думать, вам надо выполнять приказы вышестоящего начальства.
Ничего себе заявочки! Я даже села на место от таких известий.
– Так-то лучше, – радуясь моей покладистости, заявил куратор и пустился в дальнейшие разъяснения: – Как я уже говорил: все проблемы от того, что вы не можете принять себя. Полюбите свою сущность. Нельзя разделить тебя и твоего зверя на две самостоятельных сущности с разными мозгами, ибо ты и есть зверь. Просто с изменением физической формы в тебе просыпаются его инстинкты и желания. Хотя, конечно, это доподлинно не изучено. Но, тем не менее, ни один из оборотней раздвоением личности не страдает. Обряд инициации совсем другое, там были действительно звери; на медитации же ты познаешь саму себя. Ну, а что касается желаний и инстинктов, затмевающих твои подлинные, то тут простое объяснение. Чем дольше ты не оборачиваешься, тем сильнее они, а простые инстинкты, вроде голода и спаривания, зверь просто усиливает, особенно если присутствует долгое воздержание.
На этом моменте мои щеки покраснели. Теперь понятно, почему меня тянет ко многим оборотням. Моя звериная сущность выбирает сильного самца. И чем сильнее он, более подходит мне, тем привлекательнее запах!
Глава 37
Я продолжала молча сидеть и размышлять. Итог: уроки медитации все же нельзя пропускать. Блеквел, в подтверждении моих мыслей,
– Лакшми, я вас не отпущу, пока вы не наладите контакт со своей сущностью. Не тяните время, вас никто не съест. И если вам будет не так страшно, могу вас подстраховать?
– Как это?
– Ну, долго объяснять, сейчас покажу.
Блеквел схватил меня снова за руки, нажал на какие-то точки и я, словно по волшебству, снова оказалась у домика милой бабушки, а позади меня стоял Эндрю.
– А вы-то каким боком здесь оказались?!
Я пребывала в шоке, все казалось реальным, но явно невозможным, так что мой мозг отказывался воспринимать это и уж тем более, представлять каких-то зверей.
А Блеквел настроился решительным образом, добиться положительного результата.
– Савицкая! Рот закрой и не вопи, – скомандовал куратор. – Я здесь для твоего спокойствия. А теперь давай-ка сделай глубокий вдох и за дело.
Легко сказать. Как он это себе представляет? Я должна щелкнуть пальцами и кинуться с поцелуями на медведя? Черт!
Я посмотрела на Блеквела, усевшегося на траву и уже с остервенением жующего какую-то соломинку. Вид у него был крайне грозный и внушительный, так что казалось, если я не начну выполнять его наставления, то меня ожидает участь травинки в его рту.
Я сглотнула подступивший к горлу ком! Да что за черт?! За что на меня все это свалилось?! Я же всего-навсего простая девушка, слабая бесполезная, никчемная… Меня всю жизнь растили, как комнатный цветок, оберегая от всяких проблем, а теперь – выбросили на помойку.
Захотелось заплакать и пожалеть себя, но вместо этого внутри все закипело и поднялась злость.
Это все гидры, все из-за них и оборотней. И если чтобы выжить на этой сраной помойке, мне придется стать одной из них – я переживу, поднимусь и выберусь из этого дерьма. Не буду я распускать сопли перед этими гадами!
Прикрыла глаза, сделала глубокий вдох, ощущая давно забытый аромат и тепло родного дома. Потом представила свою злость, свой страх, свои желания и постаралась придать им форму…
Внезапно подул ледяной ветер, пробирающий до костей, и я оказалась посреди снежной бури, а напротив меня сидел ирбис. Он скалился, бил хвостом по снегу, поднимая в воздух тысячи снежинок.
Я же сделала шаг вперед, повторяя про себя словно мантру: «Он –это я. Моя сущность!»
Снежный барс недовольно зашипел, но не сдвинулся с места, его хвост опасливо замер, будто размышляя, – принимать меня или лучше пустить на колбасу.
А я шла, думая о том, как здорово было бы принимать столь красивый и устрашающий облик. Именно в этот момент поведение кошки изменилось, она перестала скалиться и уже с интересом разглядывала меня.
Куратор в тот же миг вышел из-за ели и негромко поаплодировал мне:
– А вы боялись, Савицкая!
Уж лучше бы он молчал. Так как в этот момент очертания кошки задрожали, ее окутало дымкой, а на ее месте появился большой черный волк с белым пятном на ухе.
Он зарычал и бросился вперед, так что я даже не успела среагировать, просто прикрыла глаза, стараясь принять все как есть. Может это наказание за отрицание себя? Только боль так и не пришла, а со стороны, где стоял куратор, послышался вопль.