o f2ea2a4db566d77d
Шрифт:
–
Мне плевать на твою работу!
– А я всё равно расскажу. Как ты, наверное, знаешь, если не запамятовала, моя работа в
полиции ограничивается вознёй с компьютерными файлами. Я перевожу данные
дактилоскопической картотеки, совершенно допотопной картотеки, на компьютерные
носители. Досье за досье, преступника за преступником. И много же их у вас в Париже,
должен я заметить. Несколько месяцев я вглядываюсь в лица тех, кто убивает, ворует,
продает себя,
Наоборот – люди как люди, в быту я бы никогда не отличил преступника от человека
законопослушного. Нет у них никаких опознавательных знаков в лицах, а я специально
искал. Это даже поразительно! Но я заметил другое. Люди, оказывается, чрезвычайно
похожи друг на друга внешне. Это особенно бросается в глаза, когда изучаешь фотографии:
анфас – профиль, анфас – профиль, анфас…
– Я-то тут причем? – прервала его Виржини, глянув мрачно. Она встала с кровати,
накинула на плечи кардиган. – Строй какие угодно теории. Но обязательно при этом портить
мне настроение?
– Ну вот ты, например, - продолжил Яша, игнорируя её слова.
–
Что я?
– Попалось тут мне в руки досье на Жюли Риветт, более известную как Щербатая Жюли.
Ты её знаешь?
– Её весь Париж знает.
–
Тебе никогда не говорили, что вы похожи?
– Никогда, - презрительно хмыкнула девушка. – И я тебе объясню почему. Если ты
внимательно изучил фотографии этой Риветт, то, возможно, заметил, что она полная,
крашеная под блондинку, с бледной кожей и, как известно, отчаянно щербатая. Иными
словами, милый, занудный Жак, - полная моя противоположность.
–
Ты могла загореть.
–
Ха-ха.
–
Ты могла перекраситься.
–
Дважды хам. Это мой натуральный цвет.
–
Ты могла похудеть.
–
Не смеши меня. А что с оспинами придумал?
–
Грим или пластическая операция.
Виржини открыла было рот, чтобы ответить, но неожиданно рассмеялась. Она игриво
погрозила Яше пальчиком. Замурлыкала:
– Ах, Жак. Ах, инфернальный мозг. Кажется, я догадалась, - встала буквой «эф» и
выпятила грудь. – Ты ведь хочешь, чтобы я притворилась Щербатой Жюли? Это тебя
заводит? Ах, шалун! Что же ты сразу не сказал? Я могу стать для тебя, кем угодно.
–
Мне не до шуток.
Он натянул обратно трусы. Сел в кровати, скрестив руки, и уставился на Виржини.
–
Среди особых примет Жюли Адда – угрюмо произнес Яков. – Родимое пятно за левым
ухом. Лицо тебе исправили, а о родинке ты, по-видимому, забыла.
–
Ты параноик, - прошептала Виржини, медленно отходя спиной к письменному
– Нет, - спокойно ответил Яша и вдобавок отрицательно покачал головой. – Я просто
слишком долго смотрел на твоё лицо… на лицо Жюли. Уродливые люди магнитят внимание.
И чем дольше я смотрел на фотографию Жюли, тем явственней различал в нём твои черты.
Сперва я решил, что мне пора хорошенько отдохнуть, - Яша слабо усмехнулся. – Но потом
обнаружил родинку у тебя за ухом, и всё встало на свои места…
17
Он с грустью заметил, как, стоя спиной к письменному столу, девушка пытается нащупать
нож для разрезания бумаги. Или какой-нибудь предмет, подходящий для того, чтобы лишить
сознания взрослого мужчину.
– Как ни странно, со мной ты в безопасности, - всё таким же спокойным тоном
продолжил Яков. – Я тебя не трону. Можешь отнекиваться дальше. Можешь попытаться
меня убить. Это у тебя сейчас вряд ли получится, я всё-таки сильнее. В любом случае, нашим
отношениям конец.
– Но ведь я люблю тебя, - еле слышно прошептала Виржини. Может быть, она и не была
Жюли.
Он стал одеваться, чтобы уйти. Девушка, не шелохнувшись, наблюдала за его движениями
и вдруг спросила, ровным голосом:
–
Жак, а почему ты решил, что ты прав?
Парень молча на неё уставился.
– Ах, нет, прости, я неправильно сформулировала вопрос. Почему ты решил, что вообще
кто-то бывает прав?
Всё, что Яша сказал до сих пор, он прилежно, смакуя, отрепетировал заранее. А теперь
долго кричал на неё, выплёскивая накопившееся, сдержанное: боль, разочарование, вину,
надежду, унижение. И не дожидаясь ответа, хлопнул дверью. Она его не останавливала.
Час бродил в одиночестве по ночному, прелому как псина, Парижу, – дождь то моросил, то
забывался. Без особой причины решил наведаться в отделение полиции, где служил дядя
Коля, и там ещё раз взглянул на фотографию Жюли Адда: анфас – профиль.
На ксероксе Яша обнаружил забытый кем-то документ, в котором содержался отчет о
самоубийстве на бульваре Инвалидов. Тот пожилой человек умер в больнице.
–
Из всех неприятностей, стрясшихся со мной в последнее время, какую же теперь
выбрать? Какая из них исключительно-судьбоносная? Может быть, эта?
Погибший был русским пенсионером. Ветераном, прибывшим в Париж в составе
туристической группы таких же, как он, незаметных героев Великой Отечественной войны.
Показания остальных пенсионеров: казался очень замкнутым, держался от всех в стороне,
никто его толком не знал. Алексей Дмитриевич Серебряков. Родом из Карелии.