О фотографии
Шрифт:
Я фотографирую то, что не хочу писать кистью, и пишу то, что не могу сфотографировать.
Только с большим трудом можно заставить камеру лгать: в принципе это – честное устройство. Поэтому фотограф скорее обратится к природе в духе исследования и единения, нежели со щегольством и развязностью самозваного «художника». И современное видение, новая жизнь основаны на честном подходе ко всем проблемам – и морали, и искусства. Фальшивые фасады домов, фальшивые нормы морали, ухищрения и фокусничанье любого рода должны быть и будут отброшены.
Я пытаюсь в своей работе одушевлять все вещи – даже так называемые неодушевленные предметы – человеческим
Теперь вы можете сфотографировать все.
Я всегда предпочитаю работать в студии. Она изолирует людей от их окружения. Они становятся в каком-то смысле… символами самих себя. Я часто чувствую, что люди приходят ко мне сниматься, как пошли бы к врачу или гадалке – чтобы выяснить, каковы они. Поэтому они от меня зависят. Я должен завладеть их вниманием. Иначе снимать будет нечего. Сосредоточенность должна исходить от меня и захватывать их. Иногда это достигает такой интенсивности, что звуки в студии не слышны. Время останавливается. Между нами возникает краткая, напряженная близость. Но она не заработанная. У нее нет прошлого… нет будущего. И когда сеанс окончен – когда снимок сделан, – не остается ничего, кроме фотографии… фотографии и какого-то смущения. Они уходят… и я их не знаю. Я едва ли слышал, что они говорили. Встретив их спустя неделю в какой-нибудь комнате, я не думаю, что они меня узн'aют. Потому что мне кажется, что на самом деле меня там не было. По крайней мере той моей части, которая была… есть сейчас в фотографии. И для меня фотографии обладают реальностью, которой лишены люди. Я узнаю людей через фотографии. Может быть, такова природа фотографа. Я никогда по-настоящему не вовлечен. Мне никогда не надо знать по-настоящему. Все ограничивается узнаванием.
Дагерротип – не только орудие для изображения природы… [он] дает ей возможность воспроизводить себя.
Творения человека и природы не превосходят великолепием фотографий Ансела Адамса, и его изображение может захватить зрителей сильнее, чем природный объект, который послужил ему моделью.
Эта фотография, сделанная «Полароидом SX-70», входит в коллекцию Музея современного искусства. Автор – Лукас Самарас, один из ведущих американских художников. Это экспонат одной из самых богатых коллекций. Снимок сделан с помощью самой лучшей системы одноступенного фотопроцесса – камерой «Полароид SX-70» Лэнд. Камера исключительного качества и гибкости позволяет вести съемку на расстоянии от 10,4 дюйма до бесконечности… С помощью SX-70 Самарас создал подлинное произведение искусства.
В большинстве моих фотографий есть сочувствие, мягкость и интерес к человеку. Их задача – чтобы зритель увидел себя. У них нет задачи проповедовать. И изображать из себя произведения искусства.
Новые формы в искусстве создаются путем канонизации форм низкого искусства.
В наше прискорбное время родился новый вид техники, который немало способствовал внедрению и укреплению нелепых понятий и уничтожению остатков возвышенного в мироощущении французов. В своем идолопоклонстве толпа создала достойный себя и соответствующий своей природе идеал. В живописи и ваянии нынешнее кредо широкой
Жизнь сама по себе не реальность. Это мы складываем жизнь из камней и гальки.
Молодой художник запечатлел, камень за камнем, соборы Страсбурга и Реймса в сотне с лишним карточек. Благодаря ему мы взобрались на все шпили… То, что никогда не открылось бы нашим собственным глазам, он увидел за нас… Можно подумать, что праведные художники Средних веков предвидели дагерротип, помещая статуи и каменную резьбу высоко, где только птицы, кружа возле шпилей, могли дивиться их подробностям и совершенству… Весь собор воссоздан, слой за слоем, в чудесных эффектах солнца, теней и дождя. Мсье Ле Сек тоже построил свой памятник.
…Страстное стремление «приблизить» к себе вещи как в пространственном, так и в человеческом отношении так же характерно для современных масс, как и тенденция преодоления уникальности любой данности через принятие ее репродукции. Изо дня в день проявляется неодолимая потребность овладения предметом в непосредственной близости через его образ…
Фотограф становится фотографом так же не случайно, как укротитель львов – укротителем львов.
Если бы мною двигало простое любопытство, было бы очень трудно сказать: «Я хочу прийти к вам домой, чтобы вы со мной поговорили и рассказали историю вашей жизни». То есть люди на это скажут: «Ты с ума сошла». К тому же они будут очень настороже. А камера – что-то вроде лицензии. Многие люди хотят, чтобы им уделили много внимания, и она уделяет его довольно много.
…Вдруг рядом со мной упал мальчик. Тогда я понял, что полиция дает не предупредительные выстрелы. Они стреляли по толпе. Падали другие дети… Я стал снимать мальчика, который умирал рядом со мной. Изо рта у него текла кровь, и дети стояли возле него на коленях, пытаясь остановить кровь. Потом дети закричали, что убьют меня… Я просил их не трогать меня. Сказал, что я репортер и пришел, чтобы люди узнали о происходящем. Одна девочка ударила меня камнем по голове. Я был оглушен, но устоял на ногах. Потом они поняли, зачем я здесь, и увели меня. Все время над нами кружили вертолеты, слышалась стрельба. Это было похоже на сон. Сон, которого я никогда не забуду.
Фотография – единственный «язык», понятный во всех странах мира; она служит мостом между народами и культурами, скрепляет семью человеческую. Независимая от политических влияний – там, где люди свободны, – она правдиво отражает жизнь и события, позволяет нам разделить надежды и отчаяние других и освещает политические и социальные условия. Мы становимся очевидцами человечности и бесчеловечности людского рода…