Шрифт:
ПРЕДИСЛОВИЕ
«Существует ли христианская философия? Мыслима ли христианская философия?» Таковы наиболее важные умозрительные вопросы, касающиеся как природы философии, так и интеллектуального значения веры, ибо от ответов на них практически зависит, какие принципиальные позиции в сфере духовной жизни придется занять, когда станут известны ответы. Ибо способ, которым философ управляет своей жизнью и размышлениями, будет совершенно различным в зависимости от того, считает ли он, что для лучшего философствования ему следует отделить свой философский труд от жизни в молитве (если предположить, что у него таковая есть) или, напротив, решает органически слить их со всем своим жизненным укладом, полностью сохраняя в своем opus rationis [I] совершенную строгость и особую чистоту по отношению к своей личной деятельности как орудие этой жизни и созерцательной мудрости.
[I]
Opus rationis — труд разума (лат.).
Впрочем, та же проблема так или иначе возникает в жизни художника, а также в жизни историка и толкователя Библии.
В этой работе, посвященной специально проблеме христианской философии, содержится текст доклада, прочитанного в Лувенском университете [II] в декабре 1931 г., здесь же приводится в развернутом виде и сообщение, сделанное в марте 1931 г. во Французском философском обществе. А поскольку такой богослов, как Р.Гарригу — Лагранж и такие философы, как г-да Этьен Жильсон [1] и Габриэль Марсель [III] имели любезность — за что мы были благодарны всем троим — заявить о своем согласии с изложенными здесь соображениями, мы осмеливаемся опубликовать данный
[II]
Лувенский университет — университет в бельгийском г. Лувен (франц. Louvain), он же Лёвен (флам. Leuven), старейший бельгийский католический университет, основан в 1425 г. С 1968 г. франц. часть университета переведена в гг. Брюссель и Оттиньи.
[1]
В томе II (с.289–290) своего замечательного груда «Дух средневековой философии» г-н Жильсон пишет по поводу этих страниц: «Да позволено мне будет сказать, что этот очерк (…) определяет (…) специфику теоретического решения вопроса. Я не только не думаю, что историческая точка зрения исключает теоретическую, она требует ее и, в определенном смысле, включает в себя. Чтобы откровение могло просветить разум, надо, чтобы и та, и другая завязали действительные отношения по поводу предмета, который они совместно изучают.
(…) Возьмем какую-либо философскую систему; спросим себя: «христианская ли она», существует ли она вообще и какие её черты позволили бы нам признать её существование? Для наблюдателя — это философия, стало быть, творение разума; ее автор христианин, но его христианство, столь действенное, что оказало влияние на его философию, в конечном счете отчетливо проявляет себя. Единственное средство, которым мы располагаем, чтобы обнаружить это внутреннее действие, — сравнение данных, которые доступны нашему наблюдению извне: философия без откровения и философия с откровением. Именно такое сравнение я и пытался провести, а поскольку это во власти одной истории, я сказал, что только история может придать смысл понятию христианской философии. Представляет или не представляет вывод ценности — зависит от посылок. Но если эта формулировка или другие аналогичные формулировки, которые я смог использовать, оказались не ясны и потребовали уточнения, то я готов их изменить. Я бы сказал, что христианская философия является объективно наблюдаемой реальностью только для истории и что ее существование положительно доказуемо только историей, но ее существование обосновано, а ее понятие поддается анализу и само по себе, и с точки зрения того, чем она должна быть, что и продемонстрировал только что г-н Ж.Маритен. Я же с ним полностью согласен. И напротив, моя позиция должна быть признана ложной, если правильно будет сказать вместе с г-ном Э.Брейе, что христианская философия не является исторически наблюдаемой реальностью, или, вместе с г-ном М.Блонделем, что христианский характер философии (если предположить, что это возможно) ничем не обязан воздействию откровения.» (Gilson E. L'esprit de la philosophic medievale.
– Paris: Vrin, 1932.
– Vol. 2.
– P. 289–290).
[III]
Гарригу-Лагранж (Garrigou-Lagrange) Гонтран-Мари (1877–1964) теолог, доминиканец. Принял монашество в 1897 г. под именем Режинальд (имя друга Фомы Аквинского). Отсюда инициалы, проставляемые обычно перед его фамилией — P. R. (Pere Reginald — Отец Режинальд). Учился богословию под руководством А. Гардея, в Сорбонне подружился с Маритеном, стал последователем Дюркгейма, Леви-Брюля и Бергсона. Неотомист. Автор работ по католицизму, томизму, философии религии.
Жильсон (Gilson) Этьен Анри (1884–1978) франц. религиозный философ, неотомист, историк средневековой схоластики. Профессор Сорбонны (с 1929 г.). Создал в Торонто (Канада) Папский институт средневековых исследований (Institut pontifical des etudes medievales). Стремился дать, новый импульс развитию средневековой мысли, изложенной в трудах св. Августина, Фомы Аквинского, Бонавентуры, Бернара Клервоского, Дунса Скота и др. теологов.
Марсель (Marcel) Габриэль (1889–1973) — франц. философ, драматург и критик, профессор Сорбонны, глава христианского экзистенциализма.
В приложении даются некоторые пояснения относительно апологетики и проблемы правильно понимаемой нравственной философии, к которой мы позволяем себе привлечь внимание специалистов. В форме, по необходимости несколько технической, мы касаемся здесь вопросов, имеющих большое значение для всей области практического знания и нравственных наук, решение которых немаловажно для будущего этих наук.
I. ПРОБЛЕМА ХРИСТИАНСКОЙ ФИЛОСОФИИ
Введение
1. В истории человеческой мысли существует течение, выступающее в разнообразных формах и имеющее различные уровни развития, его представителей можно встретить почти в любой период существования христианства. Это течение, истоки которого восходят к весьма отдаленному прошлому — можно сказать, ко всей священной мудрости Израиля — тяготеет к отрицанию человеческой мудрости и философии, имеющей автономный характер по отношению к религиозной вере; в этом случае признается, что философия, поскольку она есть учение об истине, требует христианской веры или, по крайней мере, некоторого предвосхищения жизни в вере или какой-то положительной ориентации в отношении этой жизни; при этом, установление различия между чисто природной, естественной, мудростью и мудростью от Духа Святого рассматривается как род богохульства; некоторые русские мыслители, со своей стороны, полагают, что обращение человека к вере изменяет философию в самом ее существе, дает ей новую природу, новые принципы, новый чистый свет.
Другая традиция, напротив, вдохновляется скорее эллинской Минервой [IV] . Рационалисты и даже некоторые неотомисты считают, что философия, отличаясь от веры, не имеет с ней ничего общего, кроме чисто внешнего сходства, так что само понятие христианской философии не только составное, но и незаконнорожденное, оно не может осуществлять анализа. В этом суждении есть много такого, что позволяет думать, будто это так и есть. Хуже всего, что и первые, и вторые кажутся правыми, когда упрекают своих противников, но этого недостаточно для их абсолютной правоты, однако вполне хватает для того, чтобы рассудок с самого начала ввести в определенные затруднения.
[IV]
Древнегреческая богиня мудрости Минерва, согласно преданию, родилась из головы верховного бога древних греков Зевса. Таким образом, одновременно указывается и на светский, не христианский характер традиционной философии, и на ее головной, то есть чисто рассудочный характер.
Г-н Этьен Жильсон недавно дал этому спору мощный толчок и поставил вопрос самым недвусмысленным образом [2] . Он не только поставил вопрос, он дал ему точное историческое освещение в своей работе «Дух средневековой философии» [3] . Отметим здесь наш с ним отныне глубокий идейный союз. А поскольку он решительно встал на точку зрения истории, то здесь уже мы имеем моменты теоретического решения, на которых мы и попытаемся сосредоточиться.
[2]
См.: Bulletin de la Societe Francaise de philosophic, 1931, mars-juin.
[3]
Gilson E. L'esprit de la philosophic medievale.
– Paris: Vrin, 1932.
– 2 vol.
РАЦИОНАЛИСТИЧЕСКАЯ ПОЗИЦИЯ
2. Другой историк философии, г-н Эмиль Брейе [V] , также занимался этой проблемой. Его работа [4] интересна и убедительна, но вместе с тем придает вещам общий вид и не углубляется в суть вопроса. Подвергая сомнению «устоявшиеся» понятия и «совершенно разработанные вещи», автор ничего не хочет знать о том, что такое сами по себе философия и христианство, и обращается к истории. Но каким произвольным образом! Это же не история отвечает, что христианской философии не существует и что «невозможно более говорить о христианской философии, как нельзя говорить о христианской математике или о христианской физике». Даже если бы дело обстояло именно так (с чем мы далеко не согласны), как он себе это представляет, то есть если бы появившиеся работы по христианской философии, от св. Августина до М.Блонделя [VI] , одна за другой потерпели фиаско, они от этого не перестали бы существовать и носить отпечаток западной мысли: с каких пор история воплощает свои реалии только в успешных обобщающих трудах? И каковы те системы, которые не выходят за собственные пределы? Существует лишь одно учение, которое может похвастать столь долгой жизнью, и именно его ценность г-н Брейе менее всего склонен признать. Кажется, в наши дни возник новый критерий, обязанный своим рождением рационалистической догматике, он внедряется в лоно самого историцизма и отдает привилегию на историческое
[V]
Брейе, Эмиль (Brehier, Emile, 1876–1952) франц. философ. Преподавал философию в высших учебных заведениях гг. Ренна (1909–1912), Бордо (1912–1914) и Парижа (1919–1946). Возглавлял издание журнала «Revue philosophique» (вых. с 1940 гг.). Автор работ по древнегреческой и средневековой философии.
[4]
Brehier E. Y a-t-il une Philosophic chretienne? // Rev. de Metaphysique et de Moral. 1931, avr.-juin. Ср. текст его выступления на собрании философского общества, приведенный в том же выпуске указанного выше «Bulletin…».
[VI]
Блондель (Blondel) Морис (1861–1949) — франц. философ, с 1896 г. профессор в Экс-ан-Провансе. Стремился развивать интегральную философию, которая познает свой внутренний динамизм и, следовательно, свою недостаточность и потребность в дополнении через христианскую религию. Основные произведения: «Мысль» (La Pensee, 2 t., 1934), «Бытие и существа» (L'Etre et les etres, 1935), «Действие» (L'Action, 2 t., 1934 1937), «Философия и христианский дух» (La philosophic et 1'esprit chretien. 2 t., 1944–1946).
Но особенно, и это следует отметить прежде всего, средства рассуждения, используемые г — ном Брейе, способны лишь указать на некоторые внешние материальные обстоятельства и не обеспечивают той точности, которая позволяла бы судить о влиянии на строй рационалистической мысли со стороны учения и жизни, трансцендентных по отношению к любой философии [5] .
Вдобавок, кажется, что он представляет себе (хотя и сомневается в наличии «совершенно разработанных понятий») религию, по самой своей природе чуждой интеллектуальности, и что это частное мнение влияет на все его рассуждения. Наконец, если он прав, отмечая, что среди рассматриваемых им систем, некоторые являются христианскими лишь по материальным признакам, и наоборот, когда он рассматривает философию, которую обычно относят к типу христианской — я имею в виду средневековую философию, и особенно философию Фомы Аквинского — его анализ оказывается удивительно поверхностным, а ошибки, встречающиеся в его работе, непозволительны, их нельзя простить даже схоластику, рассуждающему о философии нашего времени. Св. Фома, например, считает человеческий интеллект наиболее слабым на шкале рассудков, но он никогда не представлял разум как чисто диалектическую и убогую, ненадежную модель, как это приписывает ему г-н Брейе, он никогда не отказывал разуму в «возможности быть судьей самому себе» (хотя это вовсе не значило, что этот суд верховный). Также никогда он не сводил отношения разума и веры к той простой внешней «цензуре», которую г-н Брейе воображает себе игрой наивного произвола (вера, по мнению св. Фомы, была «отрицательной нормой» по отношению к философии, так оно и есть, но это была лишь самая внешняя сторона его учения о вере и разуме). Он никогда не рассматривал множественность интеллектов как «чудо, противоречащее самой природе интеллекта» [6] , никогда не представлял различия между индивидами, состоящими из «случайностей, зависящих от мимолетных обстоятельств…»
[5]
«Выполненный в общих чертах разбор г-ном Брейе философии св. Августина («философии Платона и Плотина») и его христианской веры внушает чувство, что этот историк, в знаниях и честности которого никто не сомневается, совершенно не дает возможности вникнуть в суть учения, или, точнее, в его отдельные моменты, которые в нем тесно спаяны и которые он своим анализом разъединяет. Г-н Жильсон, который, напротив, обрел внутреннюю связь с учением св. Августина, предпринял достойную самого большого внимания попытку показать, как у великих учителей, и, пожалуй, особенно у св. Фомы, понятия, заимствованные из греческой философии, используются в совершенно новом контексте, глубоко изменяющем их природу. Занимаясь простыми перечислениями, сталкивая термины, вырванные из контекста, куда чаще, чем идеи, нельзя надеяться на достижение той живой истины, которая даже (а для философии прежде всего) может быть единственно важной.» (Marcel G. // Nouv. Rev. des Jeunes.
– 1932, 15 mars).
[6]
Жаль, что это утверждение вышло из-под пера г-на Мишеля Сурио (Rev. de Metaphysique et de Moral.
– 1932, juill.-sept.
– P. 365), который, поверив г-ну Брейе, выдает таким образом за обретенную истину очевидную ошибку, порожденную плохим пониманием текста. Неужели латынь в «De unitate intellectus» так сложна для эрудитов, что ни говори, людей ученых и скрупулезных?
ПОЗИЦИЯ Г-НА БЛОНДЕЛЯ
3. Эти страницы были уже написаны, когда появилась книга г-на Мориса Блонделя «Проблема католической философии,» [7] несколько глав которой посвящено апологетическому труду кардинала Дешана [VII] . Скажем сразу же, что в той мере, в которой г-н Блондель утверждает значение апологетики Дешана, он встречает наше безоговорочное согласие [8] . Основная тема этой апологетики, на наш взгляд верна, мы считаем, что она отвечает таким первичным реалиям, как общий опыт души. Мы, кажется, можем полностью согласиться с богословским анализом, имеющим воистину основополагающее значение, которым мы обязаны преп. о. Гардею [9] [VIII] и преп. о. Гарригу-Лагранжу [10] , касающимся, в частности, сущностной сверхъестественности формального мотива веры, а также природы самой апологетики. Подлинное восстановление апологетики, освобожденной от известного школьного рационализма, совершается, таким образом, одновременно с благотворным расширением умозрительного кругозора и арсенала практических методов. Кроме того, можно было бы заметить по поводу труда Дешана (который остается по праву более апостолическим, чем теоретическим), что если «метод Провидения» лучше, чем «метод школ», так это именно при условии, что ему будет предоставлена полная свобода. Пессимист подумает, что ему, возможно, будет опаснее получить образование в школах, чем вовсе не познакомиться с ними…
[7]
Blondel M. Le probleme de la philosophic catholique.
– Paris: Blond: Gay, 1932.-223 p.
[VII]
Кардинал Дешан (Dechamps) Виктор (1810–1883) деятель Католической церкви, епископ Намюра (с 1865 г.), архиепископ Мехелена (с 1867 г.), член консилиума в Ватикане (1869–1870), кардинал (с 1874 г.). Красноречивый оратор. Известен своей борьбой против светской школы в Белыми.
[8]
В этих главах г-н Блондель использует, цитируя длинные пассажи, исследования своего друга каноника Малле о Дешане.
Известно, что апологетика Дешана настаивает прежде всего на «охвате» следующих двух фактов: зова нашей падшей и предположительно спасенной природы, обращенной к откровению, которое ей неведомо; и присутствия Церкви, которая предлагает это откровение tanquam potestatem habens (как власть имущая. — Лат.) и являет сама собой, по словам Боссюэ, (Боссюэ (Bossuet) Жак Бенинь (1627–1704) — писатель, оратор, епископ г. Мо, один из идеологов католицизма во Франции. Возвеличивал идеал неделимой католической Церкви, полемизировал с протестантами. Его произведения проникнуты идеей провиденциализма Бог непосредственно управляет судьбами народов и налагает свою печать на каждую эпоху их развития. — прим перев) «сущее чудо».
[9]
Gardeil A. La credibilite et I'apologetique.
– Paris: Gabalda, 1928.
– 316 p.
[VIII]
Гардей (Gardeil) Амбруаз (1859–1931) франц. теолог, монах, с 1911 г. жил в Париже в монастыре Сен-Жак. Профессор догматической теологии. Автор работ по католическому богословию и томизму, опубликованных главным образом в журналах, в том числе в «Revue thomiste». Основная тенденция его трудов зашита католического богословия, изучение духовности и мистики.
[10]
Garrigou-Lagrange R. De revelatione per Ecclesiam catholicam proposita.
– Roma: Ferrari, 1921.
– 2 vol.
Как не одобрить усилия г-на Блонделя, направленные против отдельной философии? Он прав, говоря, что концепция отдельной философии полностью противоречит духу томизма. И по правде говоря, этот соблазн, который он разоблачал начиная с самых первых работ, слишком часто находит свой путь к умам я имею в виду тот соблазн, который сами христиане вдыхают вместе с воздухом времени — соблазн заменить собственную деятельность разума на высшее просвещение и считать философа пребывающим в чисто природных условиях под тем предлогом, что его объект полностью относится к природе. Под тем предлогом, что его мудрость не имеет иных внутренних критериев, кроме критериев единственного разума, отождествлять его с Разумом в себе, и чтобы привести дело к благополучному исходу, освобождать его от любой помощи — естественной или сверхъестественной.