О любви и не только… (сборник)
Шрифт:
Вика лежала на диване. Дед смотрел мексиканский сериал. Эта мизансцена продолжалась пятый день. На работу Вика не ходила. Депрессия не пускала. Дед беспрепятственно залезал по утрам в ванну и совершал свои утренние прогулки.
Дед видел: с внучкой что-то творится. Вика не ела и не разговаривала. Но он ей не мешал. Ждал, когда само отпустит.
В дверь позвонили.
– Поди открой, – велел дед.
Вика не отозвалась, как будто не слышала.
Дед, кряхтя, поднялся с кресла. Болели все кости,
Дед открыл дверь. Вошли Вера и Варя. Разгрузили сумки. Достали вино и копченых кур.
Вика не реагировала. Дед увеличил в телевизоре звук, чтобы лучше слышать.
– Нанду! Это ты, любовь моя? – загрохотало из телевизора.
– Николай Фомич! – заорала Вера. – Сделайте потише!
Дед не слышал Веру. Вика никак не реагировала.
– Прямо как в курятнике, – откомментировала Варя.
– Да ладно… – простила Вера.
Подруги расставили еду на журнальном столике. Принесли тарелки и стаканы. Разлили вино.
Дед охотно принял подношение, а Вика не поднялась. Для нее все потеряло смысл.
Подруги стали вдвоем пить и закусывать. Невнимательно косились в телевизор.
– Ты должна понять, – сказала Варя. – Есть мечты, иллюзии. А есть жизнь…
Вика сморгнула.
– Мечты – это любовь и богатство. А жизнь – это труд каждый день, экономия денег, страдания, старость и смерть.
– Тогда лучше сразу умереть, – отозвалась Вика.
– Нет. Не лучше. Ты полюби то, что есть. Кур, бомжа Хмельницкого, солнце по утрам…
– Кстати, Хмельницкий приходил, – перебила Вера. – Спрашивал адрес. Мы ему дали.
– Зачем? – спросил дед. Значит, прислушивался к беседе.– Чтобы больше не спрашивал. А то он не отстанет…
Вечером Вика решила отравиться и стала соскребать серу со спичек. С одного коробка получилась половина рюмки. Вика налила в рюмку вина, чтобы легче было выпить. Выдохнула. В этот момент раздался звонок в дверь.
Вика не хотела помирать второпях, отставила рюмку и открыла дверь. В дверях стоял Хмельницкий.
– Чего тебе? – спросила Вика. Ей было некогда.
Хмельницкий молчал. Серые волосы слиплись клоками.
– Ты давно мылся? – поинтересовалась Вика.
– Не помню.
– Заходи, – пригласила Вика. Рюмка с серным вином могла подождать.
Вика набрала полную ванну воды и насыпала туда стирального порошка. Бомж Хмельницкий стоял рядом и смотрел.
– Тебе ясно, что надо делать? – спросила Вика.
– В общих чертах.
– Ну, давай…
Вика закрыла дверь в ванную. Ждала.
Дед храпел за дверью, шумно, с треском вдыхал. По телевизору шел тот же самый сериал, следующая серия. Нанду выглядел как законченный козел. Неужели такие могут нравиться?.. Никого на свете нет лучше Владимира Петрова. И если не он, то никто. А если никто – зачем такая жизнь,
Бомж Хмельницкий появился из ванной неожиданно похорошевший. Если бы его одеть в хорошую одежду, был бы не хуже президента Латвии.
Вика провела гостя на кухню. Положила ему на тарелку кусок копченой курицы.
Хмельницкий ел красиво, не жадно. Артистично обсасывал косточки.
– Ты вообще-то кто? – спросила Вика.
– Бомж Хмельницкий.
– А почему ты так живешь?
– Мне так нравится. Я никому – и мне никто.
– Ну почему же? – возразила Вика. – Я тебе курицу. А ты мне – что?
– Очищение души. Когда человек делает добро, он чистит душу.
– А-а… – сказала Вика.
Хмельницкий доел курицу. Допил вино из бутылки.
– Ты меня спасла, – серьезно сказал он.
– А ты меня.
Помолчали.
– Может, я у тебя спать лягу? Я же чистый…
Вика подняла два пальца. Сказала:
– Чтобы я тебя не видела и не слышала. Понял?
– Еще бы… – легко согласился бомж Хмельницкий. Ему такие условия были не в новинку.
Хмельницкий ушел. После него остался запах стирального порошка.
Вика выплеснула серное вино в раковину. Передумала помирать. На свете счастья нет, но есть покой и воля. Пушкин оказался прав даже через сто пятьдесят лет. На то и гений…Дед дышал без треска, просто сосал из пространства воздух. Тоже хотел жить, старое дитя…
На птицеферме пропали селекционные яйца, девяносто штук. Результат годового труда всей лаборатории во главе с профессором Бибиревым. В буквальном смысле – золотые яйца. Ущерб составлял пятнадцать тысяч долларов.
Подозрение сначала пало на бомжа Хмельницкого. Но потом выяснилось, что виноват электрик Андрей. Он довольно легко сознался в краже. Он не знал, что яйца особенные. Андрею понравилось, что яйца крупные, смуглые, красивые, и он отнес их в семью.
Завели судебное дело, но было ясно, что дело это гиблое. Откуда пьющий электрик возьмет пятнадцать тысяч долларов? Электрика уволили для начала, но потом взяли обратно, потому что у Андрея – золотые руки. А это не меньше, чем золотые яйца.
Вика получила строгий выговор за то, что прикармливала бомжа Хмельницкого. Ее лишили премии и тринадцатой зарплаты.
Директор Доценко собрал собрание и долго говорил строгим голосом. Пафос его речи заключался в том, что воровать нехорошо.
Птичницы слушали и думали о том, что у директора большой коттедж и дочка учится в Испании. И он вполне мог бы внести за Андрея недостающую сумму.
Приехала милиция, непонятно зачем. Скорее всего для острастки.
Вика узнала капитана Рогожкина. А капитан узнал Вику.