О людях и нелюдях
Шрифт:
— Спасибо. На большее я не рассчитывал, — кивнул Дрозд. — Могу я теперь встретиться с князем?
— Почему ты ни разу не назвал его отцом? — спросил Хват. — Подозрительно.
— Потому что я уже не его сын. Не человек. Я смогу называть его отцом, если он признает меня.
— Пойдем, отведу, — сказал Хват. — Мальчишку-оруженосца возьмешь? Жизнь готов был отдать за господина.
— Да, пусть идет, — кивнул Дрозд. — Не тебе, часом, он этой самой жизнью обязан?
— Мне, — признался волк. — Я не воюю с детьми и женщинами. Эй, оруженосец! Поди сюда, — махнул рукой Лиственю.
Паренек подбежал
— Господин Кречет, — осмелел Листвень. — Вы оставите девушку здесь, с оборотнями?
Дрозд оглянулся на испуганно-смущенную Винку, которая жалась к более чем уверенному кошаку.
— Хват, ей можно со мной?
— Вы больше не пленники.
Дрозд быстро вернулся за девушкой. Предложил и Вьюну зайти в замок, но тот отказался.
— Не, черный. Встречаться с Соколиным у меня нет желания, даже после того, как вы поплачете друг у друга на плече.
Дрозд, Винка и Листвень вошли вслед за Хватом в дверной проем, изрядно выщербленный по краям. Ни двери, ни петель там давно уже не было. Открывшийся их глазам коридор был завален разнообразным мусором: выпавшими из стен камнями, обломками мебели, сухими листьями, занесенными сюда вездесущими ветерками.
— Кречет, боюсь, тебе не понравится то, что ты увидишь, — начал Хват.
— Вы его пытали? — Дрозд положил руку на плечо Лиственя, заметив, как засверкали глаза мальчишки.
— Нет. Я уговорил ребят не трогать князя, дождаться тебя. А теперь все вроде уладилось.
— Держите его в клетке?
— Да нет же, никто из нас его пальцем не тронул! Он сам усиленно пытается отправиться в полуденные кущи.
— Я этого боялся, — пробормотал Дрозд. — Князь ранен?
— Да. Колун ранил его в руку. Ничего серьезного, Головастик перевязал. Да только Соколиный есть и пить отказался. Мы думали, через денек сам попросит — как бы не так. Ослабел только. Тогда пригрозили его насильно кормить: мясной отвар и воду в рот заливать. Он понял, что сопротивляться бессмысленно, и стал есть и пить, совсем понемногу. Наверное, столько мы б смогли силой заставить проглотить. Когда в укрывище добрались и в комнате его заперли, то развязали. Он повязку с раны содрал, все там разбередил. Началось воспаление. Головастик тут бессилен. Я послал за потаенным, но дорога не один день займет… — волк помолчал, остальные тоже ничего не говорили, даже Листвень. — Я предупредил, Кречет. Ты должен знать, мы не собирались ничего ему делать, ждали встречи с тобой.
— Я верю тебе, Хват, — проговорил Дрозд. — Мне ли не знать норов князя? Да смилуется над ним Крылатая…
Они остановились перед добротной дверью из толстых неструганых досок, выглядевшей на удивление новой среди царящего в замке запустения.
— Я зайду первый, один, — сказал пес. — Не мешай нам, — взглянул на волка, тот кивнул и загремел ключом в замке.
Винка, сердечко которой колотилось вовсю, чтобы отвлечься от грустных мыслей, стала думать, кто и когда установил новую прочную дверь с замком. Кого еще держали здесь Воины Клыка? Не та ли это комната, где стояла железная
Он оказался в небольшой комнате с зарешеченным оконцем без стекол, в которое врывался свежий ветерок и голоса. Значит, оно выходило во двор. Соколиный, исхудавший, заросший, всклокоченный, сидел на соломенном тюфяке, брошенном на настил из досок. Князь был прикован к железному кольцу в стене. Валявшаяся на полу цепь тянулась к кандальному браслету на лодыжке.
Несмотря на незастекленное окно в помещении ощущался слабый, но от этого не менее тяжелый запах немытого тела, нечистот и еще чего-то, заставлявшего волосы на затылке вставать дыбом, будто звериную шерсть. Дрозд притворил за собой дверь и опустился на колени, склонив голову.
— Здравствуйте, ясный князь.
— Здравствуй, — Соколиный остался сидеть. — Все-таки пришел… Помоги мне подняться.
Дрозд встал, подошел к пленнику и протянул руку. Князь схватил ее и с трудом встал на ноги. Оборотень почувствовал, как горячи пальцы, сжавшие его кисть. Соколиный шагнул к окну и, тяжело дыша, прислонился к стене. Потом заглянул в глаза стоявшего рядом нелюдя.
— Оба ваших сына мертвы, ясный князь, — проговорил Дрозд, отводя взгляд. — Убиты в ущельи в Кедровом кряже. Сражались до последнего, не уронили чести рода. Старший, наверное, забрал с собой больше жизней. Младший… Младшему тоже не в чем себя упрекнуть. Он вел себя достойно.
— Допустим, — Соколиный дернул углом рта. — А ты? Сирота? Родителей, полагаю, не помнишь?
— Отца я никогда не забуду, ясный князь.
— И кто же он?
— Оборотень, как и я. Волк. Его звали Лунем. Он мне не родной отец, названный. Подарил жизнь и научил уму-разуму, — Дрозд все же сумел побороть себя и посмотреть в глаза Соколиному.
— Я хотел тебя убить, — просто сказал тот. Дрозд не ответил, молча смотрел на князя. — Теперь рад, что случай так и не представился.
— Рады? Почему? — в голосе прозвучало удивление.
— Потому что твой Лунь был прав, а я ошибался, — князь бросил взгляд в окно, которое, как и подозревал Дрозд, выходило во двор замка. Оборотень поежился, представив, что ощущал князь, наблюдая за его поединками в зверином обличье, за омерзительным оборотом… — Я видел, как ты сражался. Видел и… гордился.
На лице пса отразилось недоверие.
— Чем тут гордиться? — с трудом выдавил он.
— Тем, что мой сын, несмотря ни на что, остался собой. Настоящим воином, причем в обеих ипостасях. Беркут говорил с тобой, Кречет?
— Да.
— Предлагал занять мое место и позволить нелюдям свободно жить в Северном княжестве?
— Верно.
— Думаю, из тебя получится хороший правитель.
— Ясный князь…
— Так и не назовешь меня отцом?
— Отец, я не стану княжить, пока вы…
— Мне недолго осталось. Забавно получилось, — Соколиный улыбнулся. — Я хотел убить тебя, но стоило услышать о планах Воинов Клыка заманить моего сына в ловушку, использовав меня как приманку, тут же решил, что скорее умру сам, чем позволю им навредить тебе еще раз. Дурной у меня все же характер…