О людях и нелюдях

Алесько С.

В следующей деревне ни о каком замке слыхом не слыхивали, все подати платили королевским сборщикам, и не девичьей честью, а сребриками да златиками.

— Остаешься, Ромашечка? — спросил Вьюн, когда они устроились перекусить в тени ветвистого платана на окраине, неподалеку от последних домишек.

Дрозд запретил приятелю называть девушку людиной. Кошак послушался, но долго ворчал, мол, оборотни должны друг друга держаться, а не смазливеньких девчонок защищать.

— Да,

спасибо, что проводили, — Винка смотрела не на довольного жизнью рыжего, вальяжно развалившегося меж корней, а на хмурого Дрозда. — А вы куда направитесь?

— В город, — ответил пес. — В Надреченск. Он большой, затеряемся в трущобах. Пойдем через Прискальный. Может, там в караван наймемся. С торговцами заставы проходить легче, стража не так цепляется, как к бродягам.

— Да кто нас возьмет в караван, — фыркнул Вьюн. — Только свой брат-оборотень, а среди них купцов немного, и все места заняты родственниками да свойственниками. Только крюка зря дадим.

— Значит, пойдем в зверином обличье лесами и пустошами, — отрезал Дрозд. — Я не хочу показываться на заставах.

— Он не хочет! Раньше, бывало, по две в день проходил и ничего, — возмутился кошак. — А тут — не хочет! Здоровенному псу котомку тащить легко, а я? Она с кота размером!

— Я тебя с собой не зову.

— Вот так-так, друг называется… — рыжий надулся и обратился за поддержкой к Винке, мало что понимавшей из разговора оборотней. — Бросить меня хочет. Мы с ним столько прошли, иногда даже девочек делили…

— Слушай, заткнись. И так тошно.

— Дрозд, зачем же ты его прогоняешь? Можно ведь договориться, — вступилась за Вьюна девушка.

— Тошно ему, — Вьюн, как всякий кошак, мгновенно распознал сочувствие, шустро придвинулся к Винке и заглянул в лицо, состроив умильную рожицу. — А каково мне, бедному котику, тащить тяжеленную котомку? Если черный меня прогонит, один я не смогу в зверином обличье путешествовать. Не бросать же вещи на дороге? Где я потом одежу возьму, когда снова в двуногого перекинусь? Тем более такую хорошую, — он любовно погладил рукав бархатной куртки. — А вдруг где-то иначе как котом не пройдешь? Бывал я в таких переделках… Ромашечка, хоть ты меня пожалей, — принялся пристраивать голову на девичью грудь.

Винка, не отдавая себе отчета, погладила парня по рыжим волосам, пытаясь придумать, как уговорить Дрозда не упрямиться. Пес понаблюдал чуть-чуть за розовыми пальчиками, скользящими сквозь буйные кудри, поднялся на ноги, закинул на плечо котомку и пошел прочь.

— Куда? — Вьюн тут же вскочил и припустил за другом.

Винка со вздохом собрала оставшиеся от обеда горбушки и пару яблок, подхватила оставленный рыжим мешок и отправилась догонять оборотней. Оставаться в селении вдруг расхотелось. Здесь она никого не знает… А парни к ней хорошо относятся, будто давно знакомы. Даже Вьюн, несмотря на вечное ворчание и показное недовольство. Жаль с ними

расставаться… Ей-то все равно, где осесть. Может, ее помощь пригодится им, чтобы добраться до города? Они же помогли ей, не бросили тогда в лесу, где наверняка рыскали люди господина.

— …Чего ты все время к ней лезешь? — прервал размышления раздраженный голос Дрозда. — Сначала бросить хотел, людиной обзывал, а теперь так и льнешь. Оставь Виночку в покое.

Девушка тут же замедлила шаг, прислушиваясь.

— Виночку? Ах, как трогательно! Ты бы намекнул, что сам не прочь. Я ж мысли читать не умею. Она твоя! — кошак пафосно прижал руки к груди. — Ради счастья друга я готов отказаться даже от такой сладкой пташки, медовой курочки, мм-мр-рр.

— Что несешь? Какое там счастье? Просто не хочу, чтоб такая славная девчушка путалась с оборотнем.

— Да она уже с нами спуталась!

— Полудурка-то из себя не строй, — Дрозд взглянул на приятеля. — А котомка твоя где?

— Вот! — Винка догнала парней и сунула кошаку мешок. — Я раздумала здесь оставаться. Не нравится мне это селение.

Третье селение оказалось больше двух предыдущих. На его окраине виднелась застава. Дрозд вовремя заметил выбеленную будку и толкнул кошака с девушкой в придорожные кусты.

Они продрались сквозь густой орешник, сопровождаемые раздраженным цокотом белок, и оказались в небольшой лощинке, поросшей изрядно пожухлой к осени травой. Под кустами виднелись первые желтые листья, пахло прелью и увяданием.

— Я обойду деревню лесом, — сказал пес. — Вьюн, ты Виночку проводи, посмотри, чтобы с ней все было в порядке, и встретимся чуть дальше на дороге.

— Встретимся? Или ты слиняешь? — кошак с подозрением уставился на приятеля.

— А что на заставе проверяют? — спросила девушка. — Зачем она, и почему ты ее боишься? — взглянула на Дрозда.

— На заставах проверяют всех путешествующих, — пояснил тот. — В первую очередь оборотней. Прикладывают серебряный крылик к руке, чтобы не ошибиться. Хотя это раньше к руке прикладывали, в последнее время все больше в лицо суют, целовать требуют. Спрашивают, куда идешь, зачем. Вроде, так с бродягами и разбойниками борются, порядок на дорогах поддерживают.

— Опять же беглых всяких вылавливают, — вставил Вьюн. — Хотя не пойму, какой беглый пойдет через заставу, ежели он в своем уме.

При этих словах лицо кошака приняло задумчивое выражение, и он озадаченно уставился на Дрозда. Пес сделал вид, что ничего не замечает. Винка катала в руке пару только что сорванных орехов, и на парней не смотрела.

— А что, если я пройду через заставу, вы со мной — в зверином обличье? — предложила она. — Если спросят, скажу, что вы мои пес и кот, не оборотни. Или они к животинам тоже крылик прикладывают?