О людях и самолётах 2
Шрифт:
– От декадента слышу! – огрызнулась женщина, – вали отсюда! В белом венчике из роз!
Памятники зашумели.
– Тихо, товарищи памятники! – мощным басом перекрыл шум агитатор, горлан и главарь. Давайте быстро закроем вопрос и разойдёмся по пьедесталам!
– А в чем вопрос-то, батюшка? – кряхтя привстал с кресла тучный Крылов. – Может, того, в трактир ещё успеем заглянуть?
– Иван Андреевич, голубчик, побойтесь бога, ну какой трактир? Кругом «Макдональдсы» одни, да и что вы там делать-то станете?
–
– Вопрос, господа, очень важный. Все вы слышали о Лужкове.
– Слышали, слышали, – неодобрительно зашумели памятники, – ещё как слышали, в кепке такой, градостроитель…
– Градостроитель у них Ресин – наставительно заметил князь. – В его честь даже архитектурный стиль назвали – «Ресинский ампир».
– Так вот, господа и гм… товарищи памятники. Градоначальник Лужков решил поставить на Патриарших прудах, вот здесь, на этом самом месте, памятник Булгакову.
– Ну и что? Нам же поставили, ничего, стоим, столицу украшаем.
– Так в этом всё дело! Они хотят здесь ещё и примус поставить, как символ сил зла!
– А почему это примус олицетворяет силы зла? – удивился Маяковский.
– Никто этого не знает. Но примус определённо будет. И ещё Иешуа посередине пруда. И сам Булгаков.
– Чертовщина какая-то!
– Верно изволите подметить, чертовщина. У господина Булгакова всё на чертовщине построено. Но мы сейчас не об этом. Москва есть Третий Рим. А четвёртому не бывать! Невместно, господа памятники, чтобы среди нас и примус поставили. Мало нам чудищ на Поклонной горе да у стены Кремлёвской, так теперь ещё и это!
Памятники зашумели.
Вперёд пробился плечистый, неопределённо одетый мужик. В руках он держал здоровенный булыжник.
– Я от имени пресненского пролетариата – мрачно доложил он. – Мы тут с товарищами посовещались и есть мнение…
– Господи, господи, опять вы за своё! Окаянные! Церкви сносили, колокола разбивали, а на пьедесталы трактора да паровозы ставить стали! Антихристы! Проклинаю! – завопил неопознанный памятник, по виду монашествующий.
– Товаг`ищи! – От группы вождей отделился один из Ильичей. – У фг`акции большевиков есть пг`едложение! – Вождь азартно размахивал пудовой кепкой. Памятники помельче и выполненные из хрупких материалов опасливо сторонились.
– Не будем забывать, что мы всё-таки памятники, а, следовательно, не сможем помешать установке этого, с позволения сказать, мемориала. Вот товаг`ищ с Красной Пресни – Ильич показал на рабочего – предлагает встать на путь индивидуального террора. Это неправильный, эсеровский подход! Удивляюсь, как это товарищ Шадр догадался лепить пг`есненского пг`олетария с эсера!
Мы, большевики, пг`едлагаем сменить тактику! Раз нельзя помешать, следует отомстить, обрушить на виновных тяжёлую руку пг`олетарского гнева! Нужно сделать так, чтобы господин Церетели изваял скульптурный
– Ну а мы, – тут бронзовый лик вождя лукаво прищурился, – мы тем временем постараемся договориться с голубями!
И тут памятникам было явлено чудо. Утренний воздух внезапно сгустился, и из него возник господин в добротном костюме, с ниточным пробором и моноклем в правом глазу.
Он с весёлым изумлением осмотрел собравшихся и громко сказал:
– Не волнуйтесь, господа, никакого примуса не будет, будьте благонадёжны!
– Откуда вы знаете? – спросил кто-то из задних рядов.
Господин снова засмеялся:
– Я писатель мистический!
Он поднял руку и над Патриаршими внезапно потемнело. С грохотом с неба рванула синяя молния и хлынул ливень, совершенно невозможный в это время года. Потоки воды понеслись к пруду, увлекая за собой листья и вчерашний мусор, заливая пустые столики плавучего ресторанчика.
Через четверть часа грозовая туча ушла мимо дома авиаконструктора Поликарпова, бывшего дома Тарасова на Спиридоновке, а ныне института Африки, и дальше, над стенами и куполами Новодевичьего – на запад.
А на Патриарших опять было пусто, только чугунный Крылов всё так же дремал в своём кресле. Начинался новый день, полный суеты и скучных хлопот.
Конец Третьей эпохи
(Рассказ-шутка по мотивам любимых книг)
– Тьма сгущается, силы врага растут, а наши – истаивают, лиходейские твари выходят из сумрака, энтропия нарастает…
При слове «энтропия» ясное небо надо Дольном замглилось.
– Это же тёмный язык физиков, Гэндальф Серый, негоже ему звучать здесь! – нахмурился Элронд.
– Не перебивай мага, Элронд сын Эарендила, плохо кончится, родной! – огрызнулся Гэндальф. – Над всем Среднеземьем безоблачное небо! Ну, пока безоблачное. Собственно, по этому поводу я и собрал здесь представителей всех демократических народов, надо обменяться.
– А чего обмениваться-то? – влез Боромир, – Белый совет, орки какие-то кольца волшебные, голова пухнет! Дать по нему кувалдой, и всех дел! А то можно в Торгсин снести, поднимемся нехило!
– Дал один такой, шерсть на носу, – проворчал в бороду Гимли, – отскочила ему кувалда в лоб, хорошая была кувалда, теперь таких не делают.
– А с мужиком-то что дальше было? – заинтересовался Мерри, который пролез на совет без спроса.
– Ну как что? – ответил гном, – после гномьей кувалды по лбу одна дорога, на Заокраинный Запад!
– А ну, тихо! – прикрикнул Гэндальф. – Хватит уже Фродо с Сэмом кольца в Мордор таскать, могут и не дойти, мало ли… Мы пойдём иным путём!