О маленьких рыбаках и больших рыбах
Шрифт:
Было что-то невыразимо странное, необычное в этом ни с чем не сравнимом беззвучном танце красивых крылатых созданий. Но больше всего поражало их изумительное множество. Сколько их? Тысячи? Сотни тысяч? Миллионы? «Сила», — вспомнились мне слова Якова Ивановича, и на мгновение мне даже жутко стало, и холодок пробежал по спине.
— Зачем это они так? К чему они кружатся? — с недоумением спросил я. — Что они делают?
— Это самый важный момент их жизни, — сказал Тараканщик. — Самый ответственный момент. Их брачный вылет — они откладывают свои яички в воду.
— А потом
— А потом? Потом из яичек выведутся в реке личинки, сначала очень мелкие, потом они несколько раз линяют и при этом растут, а через два-три года из них выходят вот эти взрослые поденки. Они взлетают над рекой, откладывают яички, а сами умирают. И все начинается сызнова. Так? Так.
В самом деле многие метлички уже лежали на воде и неслись по течению. Некоторые из них еще бессильно дергались, другие были уже мертвы. Их жадно хватала рыба. Со всех сторон то и дело слышались всплески и бульканье, и по воде расходились круги. Мелкая рыбешка, норовя поймать метлицу на лету, целиком выскакивала из воды. Крупные рыбы только показывали над водой свои плавники и толстые спины. Но иногда, увлекшись охотой, вдруг с шумом вырывался из воды крупный голавль, а то и широкий, как доска, лещ громко шлепал по воде своим тяжелым, телом.
— Рыбий праздник! — сказал Тараканщик.
Да, это был рыбий праздник.
Несколько метличек упало к нам в лодку и билось на дне. Я поднял одну и стал рассматривать. Это было крупное насекомое, очень похожее на бабочку. Только не было на ее бледно-желтых крылышках той пыльцы, которая осыпается и пачкает пальцы, когда возьмешь в руки настоящую бабочку. Да на конце брюшка у метлички было два или три длинных тонких хвостика, которых у бабочки не бывает.
Тараканщик сказал, что метлица, или поденка, не бабочка, а принадлежит к отряду прямокрылых, как кузнечики, тараканы, стрекозы, и что поденки бывают разные, их много, как он сказал, видов, и мелких и крупных, но все они, как и метлица, живут недолго, несколько часов или дней, и откладывают свои яички в воду.
Лодка наша спустилась до самого бора.
— Ну, — сказал Тараканщик, — достаточно? Достаточно. Посмотрим, что нам попало? Посмотрим.
Мы подъехали к берегу, и Тараканщик принялся вытаскивать трал. Скоро он показался из воды, весь измазанный жидким придонным илом. Тараканщик вытащил его в лодку и снял металлический стакан, которым оканчивался у трала мешок. Весь стакан был до краев наполнен илом.
Я был разочарован.
— Ничего и нет, — говорю, — кроме грязи.
Тараканщик ничего мне на это не ответил, а взял стакан, опустил его до половины в воду и стал осторожно промывать. А потом вынул и показал мне.
Илу в стакане уже не было, а на сеточке, которая служила дном стакана, копошилось много всяких мелких живых существ. Тараканщик осторожно разобрал их пинцетом, достал какого-то червяка, положил себе на ладонь и говорит:
— Вот! Вот она, личинка поденки!
Личинка ничего, на мой взгляд, особенного не представляла — обыкновенная личинка, каких я уже как будто много видел. Поденку она напоминала только тем, что у нее тоже были хвостики сзади. Но я подумал: какой молодец Тараканщик — слазил на речное дно, как к себе в карман, и достал с него то, что ему нужно.
Тараканщик положил пойманных личинок в банку со спиртом, нам велел снова подняться вверх и еще раз проехать по реке с тралом.
Пойманных на этот раз личинок Тараканщик посадил уже не в спирт, а в баночку с речной водой и сказал, что свезет их домой и попробует воспитать, то есть вывести из них на будущий год взрослых поденок.
— Но, — говорит, — это не так-то легко! Нелегко? Нелегко. Они привыкли к жизни в проточной воде, на глубоком дне. Как создать им такие условия в банке? Но попробую? Попробую.
Закончилась наша ловля тем, что Тараканщик, махнув своим сачком несколько раз по воздуху, наловил еще десятка два взрослых поденок и посадил их в морилку.
— Ну, — говорит, — теперь у меня все есть, что мне надо. Можно кончать. Так? Так. Кончаем.
Мы подъехали к берегу и остановились отдохнуть немного. Солнце уже поднялось высоко, но метлица все еще кружилась над рекой.
Только стало ее заметно меньше. Зато вся поверхность реки была усеяна ею, как осенними желтыми листьями. Много ее лежало и на берегу, и в нашей лодке, и на дне, а на скамейках.
— Да, — сказал Тараканщик, глядя на плавающую по реке метлицу. — Какая странная жизнь! Странная? Странная. Несколько лет — речное дно, сырость, холод, мрак. Несколько часов — яркое солнечное утро, свет, тепло, воздух, и вся красота мира. И… смерть.
И замолчал, задумался. И мы с Федей задумались.
И вдруг мне представилось: а что, если эти личинки, которые живут, закопавшись в сырой холодный ил, знают, что предстоит им? И ждут. Как в сказке, заколдованная принцесса долгие годы ждет своего освобождения…
Отдохнув, мы сели с Федей вдвоем в весла, а Тараканщика посадили на корму с правильным веслом и поехали к будке.
Когда мы были уже совсем близко от нее, из кустов вдруг загремел голос Якова Ивановича:
— Куда вас прет, дьяволы! На язок прямо! — впрочем, он тут же добавил ласково, журчащим голосом: — Язок мой, голубчики, поберегите!
Я оглянулся — в самом деле, и Яков Иванович, и его язок были совсем близко. Это Тараканщик так неумело направил лодку. Я вообще заметил, что Тараканщик к лодке не привык и держится на ней неуверенно. Мне показалось далее, что он побаивается ее слегка.
Поэтому я поглядел на него снисходительно и говорю:
— Вы, Борис Владимирович, положите весло. Мы и без вас доедем!
Тараканщик усмехнулся на мой тон, но послушался. Мы объехали Якова Ивановича, причалили у будки и вылезли на берег. Уселись на скамеечку и стали решать, что будем делать дальше.
Тараканщик поглядел на часы — было около пяти часов утра. Спросил, когда пойдет в город пароход, и сказал, что непременно с ним уедет, иначе ему не сохранить живыми своих личинок.