О, Мари!
Шрифт:
Что и говорить, есть какие-то генетические особенности, определяющие поведение людей. Сколько усилий должен приложить человек других традиций, даже самый цивилизованный, чтобы приспособиться к новой среде? Вот Фаина – отличная девушка, умная, интеллигентная, красивая, но ее принципиальность и максимализм не вписываются в мое понятие женственности. Она никому не согласится уступить в идеологическом или любом другом споре, даже моему отцу – хотя бы из вежливости, из уважения к старшему. А Мари? Ей не нужно ничего говорить. Она просто промолчит и постарается не подать виду, что не согласна
Вот и номер Ольги.
– Давид, может, действительно, не нужно мне к вам приходить? Я хотела выйти в город и просто немножко прогуляться. Погода неплохая. Потом вернусь в номер, посижу с книжкой. Я привыкла к одиночеству.
«Дорогая моя Ольга, я же вижу, что ты оделась не для прогулки. На тебе то же платье, что было в театре. Как бы мне попросить тебя надеть что-нибудь другое, более простое и современное?»
Словно уловив мои мысли, она ответила:
– Знаешь, к своему ужасу я обнаружила, что, кроме зимней одежды и прокурорской формы, почти ничего с собой не привезла.
– Понятно. Но я боюсь, твое платье помнется, мы же собираемся ездить по городу на машине. Может, отыщешь что-нибудь другое? Вот эти брючки как раз подходят. Подбери к ним какой-нибудь верх, и все будет в порядке.
– Ты шутишь! Это мои дачные брюки. Что подумают твои друзья?
Как же все-таки женщины, даже несмотря на значительную разницу в возрасте и абсолютно разный жизненный опыт, похожи друг на друга! Перед выходом всегда сомневаются: что надеть? Как они выглядят? Что скажут окружающие?
– Ладно, тогда ты иди, а я сейчас приду.
Минут через десять Ольга вышла к нам в брюках и легком светлом джемпере.
– Познакомьтесь, друзья. Это Ольга Викторовна, моя начальница, советник юстиции второго класса, подполковник, заместитель прокурора славного города Севастополя.
– Ты хочешь убедить нас в том, что эта молодая, красивая женщина – твоя начальница? Что она сажает людей в тюрьмы? – поразилась Фаина.
– Ольга Викторовна, в представлении этих девушек прокурор – это жестокое мрачное создание, отличающееся от других людей, – с улыбкой пояснил я. – Хотя Марк в курсе, что не все так однозначно, – он наш коллега, успешный адвокат.
– Моя внешность обманчива. Я именно такая, как вам представляется, – жестокая и бессердечная. Получаю огромное удовольствие, отправляя людей в тюрьмы и лагеря!
Мы рассмеялись, оценив юмор Ольги Викторовны и ее нежелание хоть как-то подчеркнуть свой служебный статус.
Осмотрев город и его окрестности – там действительно оказалось мало интересного, – мы, уставшие и голодные, вернулись в гостиницу, где в моем тесном номере накрыли праздничный стол.
– Друзья, – начал я, – сегодня сорок пятая годовщина со дня рождения моей матери. Поэтому вы все приглашены на этот большой и светлый для меня праздник в качестве моих дорогих гостей.
– Значит, Давид, если бы я была старше на восемь лет, то могла бы быть твоей матерью? – пошутила Ольга Викторовна.
– Почему бы и нет? А будь вы индианкой, могли бы родить ребенка лет в двенадцать, а то и раньше! Но вам и мне повезло не быть связанными
Проницательная и острая на язык Фаина не замедлила выступить:
– Так-так, заметили, что происходит? Эти двое обсуждают перспективу своих возможных отношений. Но, Давид, роль Эдипа [44] для тебя в этом случае исключается!
– Я о другом, – отмахнулся я. – Каких-то двадцать лет отделяют меня по возрасту от моей матери. Но какая огромная разница между жизнью, которую уже успела прожить она, и моей! Как будто целый век, а то и больше. Знаете, друзья, у меня есть три любимых женских имени. Лусик – это имя моей мамы, на европейский манер – Люси. С армянского оно переводится как «светлая», Светлана. А еще – Анна и Мари, означающие святость и чистоту.
– Ты куда, Фаина? – удивился Марк.
– Как куда? Хочу выяснить, открыт ли сегодня загс в этом городе? Иду менять имя Фаина на Анна. Как я понимаю, это место еще не занято! – улыбнулась его сестра.
После нескольких общих фраз разговор постепенно начал приобретать политико-идеологическую окраску.
– Когда выходишь из дома или с работы, – начала рассказывать Фаина, – и оказываешься в гуще толпы, ощущаешь какую-то отчужденность, враждебность к себе. Как будто ты чужой в этой среде, среди этих людей.
– У меня никогда не возникают такие ощущения. Может, это связано с тем, что люди чувствуют некую вашу непохожесть на них? – спокойно сказала Ольга, отпивая шампанское маленькими глотками.
В ее спокойном голосе я услышал целую гамму затаенных чувств, и в первую очередь сидящую у многих славян где-то на подсознательном уровне настороженность, предубеждение, а если точнее, скрытый антисемитизм. В конце концов, христианская церковь столетиями преследовала и всячески притесняла иудеев, такое не скоро испарится из народной памяти. Ощущалась и некая женская ревность, соревновательность, вызванная, без сомнения, молодостью, красотой и подчеркнутой раскованностью Фаины. Она излучала независимость и абсолютное невосприятие превосходства представителя советской карательной системы. Дочь московского профессора, исключительно образованная и начитанная, к тому же моложе Ольги Викторовны лет на пятнадцать, Фаина была человеком нового поколения. Ольга в сравнении с ней выглядела как-то старомодно, провинциально, несмотря на физическую красоту и привлекательность, и, должно быть, сама это понимала.
Воцарилось неловкое молчание. Я хотел было перевести разговор на другую тему, но Фаина уже ринулась в бой:
– То есть вы, сотрудник прокуратуры в высоком звании, представитель власти, считаете, что можно относиться к конкретному человеку враждебно или, мягко говоря, недружелюбно исходя просто из того факта, что он не похож на вас и, возможно, является представителем другой национальности? В моем случае, как вы догадываетесь, еврейской национальности.
– Лично я так не думаю, но знаю, что немалая часть населения с учетом той роли, которую играли евреи в истории России, имеет к ним определенное негативное отношение. Повторю: я не высказываю сейчас свое мнение, а лишь констатирую факт.