О, Мари!
Шрифт:
– Да, с такой женой в КГБ не возьмут, – согласилась мама.
– Папа, мама, вы о чем? Вы что, предлагаете нам с Мари расписаться, чтобы меня не взяли в КГБ? Да если я сейчас женюсь, то всех друзей насмешу. Через несколько лет, годам к двадцати шести – пожалуйста. Тебе, пап, сколько было, когда ты женился? Двадцать семь? А маме двадцать?
– Что же получается, Давид, – ты думаешь только о себе? Ведь девушка – твоя ровесница. И она еще года три или больше должна ходить обрученной?
– Граждане родители, я не хочу вдаваться в теоретические дебаты. Мои задачи четкие и ясные: я еду в славную столицу нашей родины стажироваться и набираться опыта,
– Да, Люсь, парень, конечно, обнаглел и потерял чувство меры… Однако его предложение не лишено здравого смысла. Во-первых, один в Москве он заскучает и начнет искать утешения… знаешь, у кого? Хорошо, что знаешь. Во-вторых, красавица Мари без конвоя в лице бравого борца-дружинника тоже окажется в центре повышенного внимания. Так что мы еще больше будем беспокоиться и о нем, и о ней. Ну что ж, я подумаю, какие еще есть варианты.
Я обрадовался. Если отец сказал «подумаю», то обязательно поможет.
Почти аналогичный по содержанию разговор состоялся у меня вечером с родителями Мари. Главный вопрос был тем же самым – что подумает окружение? Ну хорошо, встречаются ребята уже более трех лет, это понятно. Но вместе поехать в далекую Москву и жить в этом чужом, холодном и суровом городе под одной крышей? Это было уже чересчур. Мари слушала спокойно, не вмешиваясь в мой разговор с мадам Сильвией, и вдруг сказала:
– А что если я на недельку-две возьму с собой Терезу? У нее ведь тоже каникулы.
Тереза уже училась на втором курсе, на факультете архитектуры.
Таким образом, задача усложнилась. Главный вопрос – удастся ли мне решить «квартирный вопрос»? Ведь, как известно, с этим в Москве всегда было чрезвычайно тяжело.
Вся первая половина января нового, 1963 года прошла в лихорадочной подготовке к поездке. Девушки возбужденно обсуждали, какие наряды будут носить в столице, куда ходить, что смотреть. А я думал, как найти приличное жилье и успешно пройти стажировку, от которой во многом зависели перспективы будущего трудоустройства.
В конце января мы втроем вылетели в Москву утренним рейсом на «Ту-134». Эту поездку я помню в мельчайших подробностях – ведь в определении нашей дальнейшей судьбы она сыграла решающую роль.
Москва встретила нас легким морозцем и нервно-беспорядочной суматохой – как я потом убедился, постоянной. Долго, больше двух часов, ждали багажа, потом носильщика. Затем женщина-таксист, похожая на мужчину-зека, привезла нас на улицу Чехова, в самый центр города. Там жила машинистка журнала «Партийная жизнь» – по просьбе своего главного редактора, коллеги отца, она согласилась сдать нам на три месяца свою квартиру, а сама перебралась к сестре. Всю дорогу девушки с любопытством разглядывали город через грязные, запотевшие окна, а таксистка беспрерывно переругивалась с другими водителями. Зашли в подъезд, на старом решетчатом лифте поднялись на пятый этаж, взяли ключи у соседки – пожилой женщины в потрепанном ватнике, встретившей нас с подозрением.
– Иностранки, что ли? – спросила она. – Нужна прописка. Я, как ответственная по подъезду, должна в течение трех дней доложить участковому о новых жильцах. А вы им кем приходитесь?
– Понимаете, бабушка…
– Какая я вам бабушка? Зовите меня Вероникой Васильевной
– Вероника Васильевна, я покажу паспорта и вам, и кому угодно. Дайте только нам ключи, мы устроимся, и я представлю все документы.
После повторных переговоров по телефону с квартирной хозяйкой и сверки моей фамилии с паспортом старуха отдала мне ключи, предупредив:
– В десять вечера подъезд закрывается. Чужих людей не приглашать, гулянки и танцы не устраивать. Через три дня представить документы о прописке. Всё! – и захлопнула дверь.
– Да, – обратился я к ошеломленным девушкам, – пока что столица встречает нас неприветливо. Но все будет хорошо!
Беспричинная злоба старой москвички показалась нам странной. Уже много позже, повзрослев и приобретя жизненный опыт, я понял причину агрессивности несчастной женщины – ее, потерявшую на войне или в годы сталинских репрессий мужа, а возможно, и других близких и живущую в одиночестве на мизерную пенсию, должно было невыносимо раздражать любое счастливое лицо, да к тому же еще молодое и чужое.
Квартирка, довольно чистенькая, но бедная, давно требующая ремонта, с двумя смежными комнатами и крошечной кухней, узким длинным коридором, отдельной ванной и отдельным крошечным туалетом, тесно заставленная мебелью и пахнущая старьем, никак не соответствовала нашим представлениям о столичной жизни.
– Не вижу восторга, девушки! Посмотрите – есть горячая вода, маленький телевизор, холодильник хоть и старый, но работает хорошо, и притом без шума. В одной комнате две кровати, в другой одна – как раз чтобы Тереза могла читать по ночам. Чистая постель. Хозяйка оставила для нас все!
– Я в такой постели спать не буду, – объявила Мари. – Хорошо, что мама положила на всякий случай пару комплектов для меня и Терезы.
– Ну а что касается меня, Мари, придется тебе делить белье со мной или принять в гости, другого выхода я не вижу… Пошли, пошли, девушки, погуляем! Мы же рядом с кинотеатром «Россия»! Там же памятник Пушкину!
Это была моя вторая поездка в Москву. Первый раз мы останавливались в столице на два дня проездом в Польшу по комсомольской путевке – было это два года назад. Тогда было лето, я приехал с друзьями, город, утопающий в зелени, казался нам чудесным. К тому же поселили нас в гостинице «Юность» недалеко от станции метро «Спортивная». Новое, только что построенное здание выглядело модным и нарядным.
С возрастом я понял, как сильно влияют бытовые условия на наше восприятие окружающей действительности. Чистая гостиница, хорошая постель и удобная сантехника, горячий душ, уютный ресторан и кафе внизу – и город становится красивым и дружелюбным. Помню одну из моих первых командировок за рубеж, в Лондон. Это было в 1971 году, только что двенадцать сотрудников нашего посольства были с позором изгнаны из Великобритании за шпионаж: их действия не оставляли места для сомнений, отличаясь при этом крайней топорностью – замечу, как и многие другие действия нашей внешней разведки. Отдельные удачи были заслугой в основном местных научных и разведывательных кадров, переходивших на нашу сторону по идеологическим или материальным соображениям. Предвижу возмущение патриотов разведслужбы. Не торопитесь меня линчевать! Лучше успокойтесь и с холодной головой взгляните на «славную» историю нашей внешней разведки – от перебежчика Шевченко до новой «мученицы» Анны Чапман.