О молитве Иисусовой и Божественной Благодати
Шрифт:
10. Молчание (K cтp. 60)
Причины, по которым владыка Антоний призывает к особой замкнутости, могут показаться недостаточно ясными. Аналогичные мотивы, побуждающие к сугубой молчаливости, приводит в своем «Молитвенном дневнике» старец Феодосий Карульский. Возможно, его записи, как и высказывания других подвижников, помогут точнее понять мысль владыки.
«Когда духовное рассуждение держалось внутри моей души, оно имело силу успокоительную, а когда оно открыто было другому (может быть, по самодовольству и тщеславию), оно потеряло свою прежнюю благотворную для спокойствия сердца силу, и явилось уже нетерпение, потом и смущение… пока не одумался и не увидел здесь вражьего искушения, попущенного для смирения. Тайные брани и защищения не всегда и не всем нужно
Старец Иосиф Исихаст пишет, что человек, переживший ощущение присутствия Божия, желает бескорыстно поделиться своей радостью со всеми, он готов, «если бы это было возможно, всех вместить в сердце свое, чтобы увидели они сию благодать, хотя бы сам он ее лишился», однако старец удерживает от этого, указывая, что лучше будет безмолвствовать и молиться, нежели пытаться просвещать других своим учением{141}.
Вспоминая о своих духовных переживаниях, игумения Арсения (Себрякова) рассказывала в беседе с сестрами: «Прежде я познания ставила очень высоко и поэтому стремилась передать другим свои познания. Я тогда много говорила… Мне хотелось передать другим, если можно, всему миру свои познания. Я готова была взойти на колокольню и оттуда кричать всем: „Спешите, спешите, пока не кончился торг, то есть работайте над душою, пока есть случай, пока обстоятельства дают возможность потрудиться“. Теперь же я чувствую совсем другое. Без благодати Божией, действующей в душе и усовершающей ее, одни познания — ничто. Потому я все меньше говорю и прихожу к такому состоянию, что не нахожу, что сказать. К этому состоянию влечется моя душа. Я молюсь за ближнего и нахожу, что это большое благо»{142}.
В наставлениях известного Валаамского старца-молитвенника Михаила [59] встречаются высказывания по подобным же поводам: «Больше всего храни мир сердца. Все возложи на Господа, всецело предайся Ему — всё у Него и всё от Него… А поведешься со многими — всё вынесут от тебя, что успеешь собрать в себе. Знакомства и разговоры опустошают и рассеивают. Кто-то должен быть, с кем поделиться, без этого очень тяжело и трудно. Иногда это необходимо даже. Но выбирать надо очень осторожно, надо быть уверенным в человеке — не поймут того, что для тебя ценно. Более молчи, учись молчанию… Никому о себе не рассказывай, не делись — могут не понять, а спорить и доказывать — нет ни смысла, ни нужды; только лишнее словопрение без пользы. Все, что нарушает мир, отрезай, избегай, отходи — это необходимо» {143} .
59
Иеросхимонах Михаил Валаамский (Питкевич; 1877–1962) — духоносный старец, строгий подвижник, молитвенник и постник. С 18 лет странствовал по монастырям. Поступив на Валаам, 13 лет был послушником. После пострига и рукоположения провел несколько лет в скиту в уединенном подвиге, ежедневно служа литургию. Во время «календарной смуты» (1926) стал духовником старостильников. Подвергаясь непрерывным гонениям, не оставлял молитвенного подвига. В 1939 г. Валаамский монастырь был эвакуирован в Финляндию. Здесь о. Михаил принял схиму, к которой готовился 20 лет. На проскомидии поминал более 8000 имен. Старца не раз посещал митр. Крутицкий Николай (Ярушевич), избравший его своим духовником. Есть свидетельства прозорливости и исцелений по его молитвам. Поучая чад, старец, в частности, говорил: «Держи себя всегда в напряжении. То послушание спасительно, что тяжело дается, а что нравится и легко — дешево стоит». В 1957 г., прожив в монастыре 55 лет, 80-летний о. Михаил с шестью валаамскими монахами вернулся на родину и вел затворническую жизнь в Псково-Печерской обители. Ежедневное келейное служение литургии прекратил перед самой кончиной (15.04.62), погребен в пещерах. У пещер, Богом зданных. «Правило веры», М., 1999 — с. 193.
«Верный раб Христов! — восклицает авва Исайя Отшельник. — Скрывай подвиги твои и добродетели, удерживай с болезнью сердце и язык, порывающийся к тщеславию, чтоб язык не отнимал у
Душа, познавшая внимательную молитву, — говорит Исихий Иерусалимский, — «от людей же всех старается всячески скрыть свою сладость и свой внутренний подвиг, чтобы враг лукавый как-нибудь не дал удобного в нее входа злу и не уничтожил добрейшего ее делания». Безумием было бы, стремясь к чистоте молитвы, не уклоняться от общительности: «Должно без жалости прогонять и тех и других любителей празднословия — и помыслы и людей, по весьма уважительной по Богу причине, именно — дабы ум, омрачаясь, не ослаб в трезвении; ибо, будучи омрачаемы забвением от бесед, мы теряем ум (становимся безумными)»{146}.
В письме к монахине, будущей игумении, свт. Игнатий обмолвился по поводу того, как следует вести общение с людьми. Каждого приходящего, — наставляет святитель, — «принимайте со страхом Божиим и, при каждом приходе их, моля Бога, чтоб Он давал вам сказать ближнему слово полезное». Поступая так, «вы будете очищать ваши беседы от тщеславия. Говорите с осторожностью, не вдаваясь в многословие. Пустых, любопытных вопросов приходящим не делайте и от разговора о делах монастыря и о всех делах мира сего старайтесь уклониться. Если же увлечетесь и скажете что-либо не по совести… то мысленно укорите себя и раскайтесь перед Богом. Таким образом, приход ближних принесет вам существенную пользу, открывая вам вашу немощь, которая без этого могла бы оставаться закрытою, что очень душевредно… Будем совершать это дело со смирением, не попуская действовать своему „я“»{147}.
О духовной высоте молчания повествует в своих писаниях Исаак Сирин: «Наблюдающий за языком своим вовек не будет им окраден. Уста молчаливые истолковывают тайны Божии, а скорый на слова удаляется от создателя своего… Молчаливый языком во всей наружности своей приобретает смиренномудрую чинность, и он без труда возобладает над страстями… Высшая причина молчания и безмолвия есть — когда человек внутри себя имеет некое Божественное собеседование и ум его влечется к оному… Молчание есть таинство будущего века, а слова суть орудие этого мира. Человек-постник пытается душу свою молчанием и непрестанным постом уподобить естеству духовному»{148}.
11. Битва за сердце (К стр. 61)
Автор обозревает здесь первый этап духовной жизни, который в аскетической традиции называется деятельным периодом [60] . Попутно напомним, что в духовной литературе нет привычной для рационалистичного ума строгости в использовании терминов. Слова ум, душа, дух, сердце часто в писаниях святых отцов используются как синонимы.
60
Подробнее о трех периодах духовной жизни см. комментарий № 15.
Деятельный период — это путь покаяния, путь борьбы за очищение сердца от страстей. Святоотеческое учение об очищении сердца исходит из того, что до совершения над человеком Таинства Крещения, по слову Блаженного Диадоха Фотикийского, «духи злые, наподобие змий, гнездятся во глубине сердца»; сатана, вторгшийся в самые недра сердечные, полностью порабощает душу, а Божественная благодать воздействует на сердце человека только извне. Такое положение установилось со времен прародительского грехопадения, став от рождения присущим поврежденной человеческой природе.
Только лишь по совершении Таинства состояние человека полностью изменяется: «С того же часа, как возрождаемся в Крещении, бес бывает вне, а благодать внутри. Почему и находим, что как древле господствовала над душою прелесть, так по Крещении господствует над нею истина… Дух Святый вселяется в нас, а отец греха изгоняется Им, так как невозможно, чтобы… в ней [душе] сопребывали два эти лица… так как нет никакого общения света со тьмою». Дьявол посредством Крещения безоговорочно исторгается из сердца: «Сквернообразный змий извергается из глубин ума», и отныне враг может воздействовать на человеческое сердце только снаружи.