О нём
Шрифт:
***
Я по-прежнему взволнован, когда несколько дней спустя паркуюсь у дома Себастьяна.
После той своей исповеди он встал, сходил в туалет, а когда вернулся, сел рядом со мной, улыбаясь, будто ничего не произошло. Я еще не встречал никого, кто так хорошо меняет тему беседы и умеет отодвигать свои чувства в сторонку до более подходящего момента. Не могу решить, это впечатляет или удручает.
Держась за руки, мы смотрели телевизор, но когда снова зазвонил его телефон, Себастьян сказал, что ему пора.
У Себастьяна быть в порядке получается реально хорошо.
За последнее время Церковь кое-что поменяла в своих формулировках, что, по словам Себастьяна, подчеркивает их доброту и принятие — все-то у них с добротой — по отношению к тем, кто сопротивляется проявлениям своей сексуальности. Но на самом деле это не кардинальное изменение позиции, а скорее способ противостоять обвинениям в том, что Церковь СПД не приветствует ЛГБТК-сообщество. Когда я читал статьи на эту тему, нашел, что они совсем недавно высказались против конверсионной терапии и признали, что нельзя ожидать или требовать изменений от родителей или церковных лидеров. Так что чисто технически Себастьян может заявить, что он гей, и не оказаться за это изгнанным. Но быть со мной ему все равно нельзя. Иметь бойфренда означало бы, что он открыто ведет гомосексуальный «образ жизни», а это против правил.
Так что в принципе ничего не изменилось.
Припарковав машину, я тут же выскакиваю из нее. Мама Себастьяна выгружает из багажника продукты, и хотя на самом деле я хочу у нее поинтересоваться, кому может прийти в голову принять религию, которая выгоняет людей только за то, кого они любят, вместо этого бегу ей помочь.
— Боже, Таннер. Ты такой милый. Спасибо, — говорит она и берет сумочку.
Войдя за миссис Бразер в дом, я ставлю пакеты на стол, после чего иду на улицу за остальными. Себастьяна нигде не видно, но в гостиной на ковре растянулась Фейт и что-то рисует.
— Привет, Таннер, — сверкнув улыбкой без одного зуба, говорит она.
— Привет, Фейт, — опустив взгляд на раскраску, я понимаю, что она про Десять заповедей. Интересно, у этих людей есть хоть что-нибудь, не имеющее отношение к религии? Рисунок на раскрытой странице наполовину раскрашен — на горе стоит Иисус с голубыми волосами и обращается к толпе, облаченной в одежду цветов радуги. Пожалуй, мне нравится эта девочка.
— Классный рисунок, — говорю я, а потом показываю на верблюда с подрисованными крыльями: — Очень креативно.
— Я приклею сюда блестки, но это можно сделать только на кухне. Ты ищешь моего брата?
— Ага, — отвечаю я. — Он поможет мне с книгой.
Вообще-то, нет, но это отличное алиби.
В гостиную заходит миссис Бразер и улыбается нам обоим.
— Ого, — говорит она Фейт. — Голубые волосы?
— У Иисуса вполне могут быть голубые волосы, — карандаш девочки дерзко порхает над бумагой, и мне хочется сказать ей, чтобы она никогда
— Да, пожалуй, вполне могут, — соглашается миссис Бразер и поворачивается ко мне. — Таннер, дорогой, я думаю, Себастьян внизу, у себя в комнате.
— Спасибо, — говорю я. — Отличный рисунок, Фейт.
— Я знаю, — широко мне улыбаясь, отвечает она.
— Таннер, там на столе есть печенье, — выпрямившись, миссис Бразер идет на кухню. Захватишь с собой? А то он работает над чем-то совсем без перерывов.
О да, миссис Бразер, разумеется, я принесу печенье вашему потрясающему сыну. С огромным удовольствием.
— Конечно, — взяв свои вещи, я иду за ней на кухню.
— Скоро я повезу Фейт на танцы, так что если вам понадобится что-нибудь еще, смело угощайтесь.
На гранитной столешнице стоит тарелка печенья с шоколадной крошкой. Только я собираюсь повернуться к лестнице, как что-то снаружи привлекается мое внимание — вспышка синего на качелях. На Себастьяне сегодня синяя футболка. Она обхватывает широкую грудь и демонстрирует бицепсы. Я с трудом могу сфокусировать внимание на чем-то еще. Интересно, одеваясь по утрам он нарочно задается целью меня помучить?
Тихо открыв раздвижную стеклянную дверь, я выхожу во внутренний дворик. Отсюда мне видно, как Себастьян сидит опустив голову и подчеркивает что-то в книге желтым текстовыделителем.
Я иду по лужайке, когда, заметив меня, он поднимает голову.
— Привет, — говорит он и опускает взгляд на тарелку в моих руках. — Ты принес мне печенье?
— Вообще-то, это твоя мама передала.
— А ты ей нравишься, — качаясь и проводя ногами по траве, замечает Себастьян. — Как и остальным. Я знал, что ты всем понравишься.
Я смеюсь.
— Понятия не имею, почему.
— Ой, да ладно тебе. Ты всем всегда симпатичен. Девушкам, парням, учителям, родителям. Бабушка назвала тебя «тот, очаровательный, с красивыми волосами».
— Твоя бабушка считает меня очаровательным?
Он смотрит на меня, прищурившись от солнца.
— Думаю, ты и сам знаешь, что очаровательный, — хочу, чтобы Себастьян написал это, тогда я могу по сто раз перечитывать его слова. — Так ты угостишь меня печеньем?
Выдержав паузу, я протягиваю ему одно. Печенье еще теплое.
— Твоя мама сказала мне отнести их к тебе в комнату, — многозначительно подняв бровь, говорю я. — Думает, что ты там.
Сегодня он выглядит намного лучше — счастливым. Судя по всему, травмирующий опыт того упражнения позади. Умственная и эмоциональная выносливость — вот его суперсила.
Когда Себастьян улыбается, мое сердце ноет в груди.
— Если мама думает, что я в доме, предлагаю укрыться здесь.
— Она сейчас повезет Фейт на танцы.
— На улице все равно приятней, — Себастьян собирает свои вещи, и мы вместе идем в тень большого дерева. Мы скрыты под навесом из весенних ярко-зеленых листьев, и из дома нас не видно.