О нём
Шрифт:
Куда бы я ни пошел, Себастьян словно где-то рядом. На первой вечеринке, которую я посетил, мы все вместе играли в какую-то игру, и я познакомился с несколькими людьми, выпил пива, пофлиртовал кое с кем, но домой отправился один. Мне пока непонятно, перестану ли я ощущать эту непрекращающуюся боль и захочу ли быть с кем-нибудь еще. Были ситуации, которые — если бы не Себастьян — вполне могли бы привести к совместно проведенной ночи. Но я хочу только его. Каким бы безумием это ни выглядело со стороны — особенно после всего произошедшего, — могу сказать с уверенностью: я не перестал надеяться. Его реакция в книжном не выходит у меня из головы. И он нарисовал
Или любил…
А жить здесь — значит ощущать перемены в жизни куда более значимые, нежели просто смена города на более крупный. Вне зависимости от происходящего в остальной части страны, Лос-Анжелес дружелюбный по отношению к геям город. Тут никто не скрывается. Тут все гордятся собой. По улицам, держась за руки, гуляют парочки в самых разных комбинациях, и никто даже бровью не ведет. Не могу себе представить ничего подобного на улице большинства мелких городов — и уж точно не в Прово. Мормоны слишком хорошо воспитаны, чтобы высказать тебе что-либо в лицо, но осуждение и отвращение будут витать в воздухе.
Так и не зная, куда в итоге Себастьян отправился на миссию, я за него беспокоюсь. Хорошо ли он проводит время? Или же страдает? Приходится ли ему прятать часть своей души ради счастья важных ему людей? Зная, что связатся с ним все равно невозможно, я больше не пишу ни сообщения, ни письма. Но иногда, чтобы хоть как-то снизить напряжение в груди, я пишу что-нибудь и отправляю сам себе — просто чтобы крутящиеся в голове слова перестали мешать мне нормально дышать.
Отем сообщила, что миссис Бразер собралась показать в Фейсбуке момент вскрытия письма, но вынести это я оказался не в состоянии. Я предположил, что Одди посмотрела, но она клянется, будто не знает, куда направили Себастьяна. Впрочем, даже если она врет, я взял с нее обещание мне не говорить. Что, если он поедет в Финикс или в Сан-Диего? Я ведь не смогу удержаться и, приехав туда на машине, начну искать по окрестностям самого сексуального парня на свете, с длинной челкой, в белой рубашке и на велосипеде.
Иногда по ночам, когда не спится и невозможно перестать вспоминать обо всем, чем мы с ним занимались, я представляю, как сдаюсь и спрашиваю у Отем, где его найти. Представляю, как вижу его в типичной одежде миссионера и как он удивится моему появлению. И фантазирую, как предложу ему сделку: стану мормоном, если он останется со мной навсегда, пусть и в тайне.
***
В первый уикенд октября я, как обычно, в одиннадцать часов утра в воскресенье звоню Отем. И сначала, как и всегда, чувствую боль при звуке ее такого знакомого голоса. Может показаться странным, но как бы тяжело мне ни было прощаться с родителями и сестрой у дверей общежития, расставание с Одди оказалось еще более трудным. Иногда я ругаю себя за то, что не рассказал ей о себе раньше. А теперь у каждого из нас появятся другие близкие друзья. Что бы мы ни говорили при этом друг другу, перемен не избежать.
— Таннер, боже мой, подожди, дай я прочитаю тебе письмо!
Именно так она меня и поприветствовала. Я ничего не успел ей сказать, как она уже положила трубку, чтобы достать, как я полагаю, последний манифест Братали [производное от сочетания слов brat (капризная, избалованная) и имени Натали — прим. перев].
Ее соседка по комнате — на самом деле, Натали — склонна к экзальтации и истерикам и часто оставляет на столе Отем пассивно-агрессивные заявления
Телефон падает у Отем из рук, прежде чем она умудряется схватить его покрепче.
— Обожебожебоже!
— На этот раз что-то стоящее?
— Думаю, это письмо лучшее за все время, — сделав глубокий вдох, Отем усмехается. — Помнишь, я говорила тебе, что на прошлой неделе она заболела?
Я с трудом могу вспомнить ту смс. Мои входящие забиты под завязку.
— Ага.
— В общем, записка про тот день. Итак. «Дорогая Отем, — начинает она читать. — Спасибо тебе еще раз, что принесла мне завтрак. Мне было так плохо! И я чувствую себя такой неблагодарной, когда пишу об этом…»
Я с удивлением смеюсь и жду, к чему она ведет.
— Господи…
— «…но я не могу перестать об этом думать, так что решила все же сказать. Вилка с тарелкой были грязными, в каких-то крошках. И я тогда подумала: сделала ли это Отем специально? Надеюсь, что нет. Знаю, что иногда могу быть привередливой, но я хочу, чтобы отношения между нами всегда были столь же доверительные, как и сейчас…»
— Черт, да она не в себе!
— «…поэтому и подумала, что лучше все-таки спросить. Или же просто хотела, чтобы ты знала, что если это было специально, то это очень плохо с твоей стороны. Само собой, если так вышло случайно, то не обращай внимания. Ты очень милая! Целую. Нат».
Я провожу рукой по лицу.
— Если честно, Одди, тебе пора найти себе новую соседку. По сравнению с этой даже Райкер милашка.
— Не могу! На моих глазах народ уже менялся соседями. Столько нервов!
— А с этой нервов типа нет?
— Есть немного, — соглашается Отем, — но еще она такая странная. От чего становится ужасно интересно.
— Хотя я очень даже понимаю ее претензии насчет крошек. Я талдычил тебе о них уже много лет. Но принести еду больному в грязной посуде…
Отем хохочет.
— Можно подумать, она в нашей столовой ни разу не ела. Посуда там выглядит довольно подозрительно.
— Действительно, как они посмели! Они вообще в курсе, что такое Йельский университет?
— Да ну тебя. Как в Лос-Анджелесе?
Я выглядываю в окно.
— Солнечно.
Отем стонет от зависти.
— А как выходные? Что интересного?
— Вчера университетская сборная играла с Вашингтон Стейт Кугарс, так что мы толпой отправились на игру.
— Кто бы мог подумать: Таннер футбольный фанат…
— Я бы не стал называть себя именно фанатом. Скорее осведомленным насчет некоторых правил, — откинувшись на спинку стула, я почесываю подбородок. — А вечером к нам на вечеринку приходили ребята из Хедрик-Холл. Я ходил туда с Брекином, — Брекин, мой первый здешний близкий друг, сбежал из маленького техасского городка, и по странному совпадению он 1) гей и 2) мормон. Нарочно не придумаешь. Еще он очень умный и читает почти с таким же ненасытным книжным голодом, как и Отем. Пожалуй, я мог бы в него влюбиться, если бы мое сердце уже не было занято. — Вроде интересный день получился. А ты чем занималась?