О сказках, и не только о них

Быкова Дарья

— А я тоже болею. Бешенством. — Мрачно сказала Ая. — Так что с нами опасно быть рядом… — и выразительно щёлкнула зубами.

Амалия наморщила носик. Но из-за стола поднялась, нагнулась к Шеррайгу и проворковала:

— Надумаешь — приходи. В любое время дня и ночи.

И удалилась, запечатлев поцелуй на его щеке. По правде говоря, метила она не туда, но он успел таки подставить щёку.

Разговор больше не ладился, Ая отвечала односложно, сама ничего не спрашивала и скоро запросилась обратно.

А ночью попыталась его убить.

Он успел уже уснуть — всё же

бессонная ночь до этого и день в разъездах давали о себе знать, в сон он провалился мгновенно, как только лёг. Но инстинкты, отточенные за десять лет не подвели — он услышал её ещё когда она была в коридоре. Правда, увидеть её с ножом — с его ножом! никак не ожидал. А ещё от неё шло странное ощущение — что-то, отдававшее безумием проклятого леса. Он подобрался внутренне и следил за ней сквозь ресницы, не забывая делать вид, что спит — дышал размеренно. Она вела себя странно, как будто на каждом шаге несколько раз передумывала — то делала быстрый шаг вперёд, то медленный назад, то стискивала нож покрепче, то с ужасом на него смотрела. И плакала. Но Шеррайг уже знал — дойдёт и ударит, потому что ощущение отголосков проклятого леса становилось сильнее.

И когда она, наконец, замахнулась — поймал её руку, выкручивая и заставляя бросить нож, увлек за собой на кровать, придавил своим телом и располосовав себе нижнюю губу клыками, впился в её губы, щедро делясь своей кровью.

Это было не трудно. Трудно было остановиться, ощущая под собой такое желанное, давно желанное тело, и отпустить её тёплые губы, которые ему так сладко отвечали.

Он всё же сдержался. Отстранился, тяжело дыша. Шепнул «спи». И зачем-то снова посмотрел. Торопливо накрыл одеялом, но картина практически обнажённой Аи в его постели преследовала всю ночь. Он бы вообще расстрелял… да какое там, загрыз бы портного, сшившего эту якобы одежду, в которой она к нему пришла.

Но это всё было неважно. Главное — ощущение безумия и проклятого леса полностью ушло.

Ая

Я открыла глаза и удивилась — кто-то поменял балдахин над моей кроватью с нежно-бежевого на тёмно-синий. Не то, чтобы мне не нравился тёмно-синий, но он больше подошёл бы в оформление мужской спальни… Я повернула голову и поняла, что поменяли всё убранство спальни… а в кресло зачем-то посадили злющего полуголого элронца.

— Ой, — прошептала я, осознав, что это всё же не убранство поменяли, а я как-то оказалась в комнате Шеррайга.

И самое обидное — я ж ничего не помню. Хотя, если бы что было, вряд ли бы Шеррайг встречал утро в кресле… Я ощутила неожиданный укол сожаления, что он там… а не тут.

— А ты чего такой злой? — осторожно спросила, изучая рельеф на животе элронца. В глаза смотреть было страшно. И предположила:

— Я — лунатик, да?

— Да, — коротко и зло сказал элронец. Вот злюка-то…

— Ты не выспался?

— Да. — Всё также зло. И я начала тоже злиться. Да что он себе позволяет? Ну подумаешь, забрела девушка во сне, хотя раньше со мной такого не случалось. Лёг бы рядом и спал, спали же мы на постоялых дворах как-то. Примерно так я ему и сказала. И,

кажется, зря.

Шеррайг зашипел, и одним стремительным движением оказался рядом, сдёргивая одеяло:

— В следующий раз, когда придёшь ко мне в таком виде, станешь женщиной. — Прошипел Шеррайг мне в лицо. — Независимо от состояния сознания и трезвости рассудка. Я не железный.

И вылетел из комнаты, как был — полуголый. И дверью хлопнул.

А я медленно, но верно краснела, понимая, что элронец видел меня практически голой — всё же ночные сорочки Софии-Елены были созданы, чтобы соблазнять, а не просто скучно спать, что делала я. Обычно делала. А тут вот, сама не ведая, чуть не соблазнила… Жаль, что «чуть не» — мелькнула мысль, и я не спешила её прогонять.

Вообще, меня периодически, ладно, буду честна — всё чаще и чаще, посещала мысль, что неплохо бы успеть расстаться с девственностью, а то вдруг не выйдет у нас ничего с проклятием… Но как потом жить, если всё же выйдет, отдавшись кому-то просто «чтобы было»? Хотя, тут я опять лукавлю. Отдаться я была готова не кому-то, а исключительно одному конкретному элронцу. И пока только гипотетически.

Завтракала я в столовой, и в полном одиночестве — в доме Софии-Елены не было какого-то фиксированного распорядка, каждый ел, когда хотел, за исключением первого совместного ужина.

— Между прочим, — произнёс уже полностью одетый и совершенно невозмутимый элронец, присаживаясь напротив и выцепляя яблоко из корзины с фруктами, — ты вчера пыталась меня убить.

— Подушкой? — скептически поинтересовалась я, совершенно не восприняв его слова всерьёз. Я, конечно, злилась из-за этой его Амалии-как-то-там, но не настолько.

Шеррайг дождался пока я всё же подниму на него глаза, и, положив передо мной нож, сказал:

— Ножом. Вот этим.

А я всё равно не поверила. Вопросительно заглянула ему в глаза:

— Это ты мне за ночную рубашку мстишь? Так другой не было…

— Где ты там видела рубашку? — Насмешливо уточнил элронец, но сразу снова стал серьёзен. — Постарайся вспомнить всё, что вчера делала.

— Так я правда что ли?.. — прошептала я, упавшим голосом. С ужасом представляя этот нож в сердце элронца… Хотя, у него их вроде два? Тогда надо нацеливаться на горло, вероятно… Я поняла, что меня заносит не туда и, растерянно моргнув, вновь посмотрела на Шеррайга.

— Да, — в глазах элронца появилось веселье. — Ты была вооружена и… немного безумна.

Как ни странно, но мне стало легче. Как-то свободнее, что ли. Оказывается, меня терзал подспудный стыд за то, что я, пусть и во сне, пришла к элронцу в спальню. Потому что где-то в самой глубокой части души, куда я обычно и не заглядываю, ибо стыдно что ужас прямо, я всё же была не против. И понимала, что потенциально я на это способна. Ну вы помните — гипотетически. Когда-нибудь в будущем. После свадьбы, ага. А вот убивать я его точно не хотела. Подушкой иди чашкой запустить — за милую душу, но не убивать. Хотя бы потому, что я сама хочу жить. Долго и счастливо. А не жалкие две-три недели. Так что это не я. Насланное безумие, какое-то заклятие, что угодно, но не я.