О сколько нам открытий чудных..
Шрифт:
Баранова С. Ф.:
Томский не сам принес графине книгу. Значит, слугу подрядил. А те — люди скорые. И тогда отпадает временна`я, мол, накладка у Пушкина.
Еще о проникновении в подсознание Пушкина
Признаюсь, что свои столь дерзкие попытки проникать аж в подсознание Пушкина я осуществляю на основании уже хорошо известного отнесения его произведения имярек к такому–то стилю.
Наткнувшись у Лотмана на микроструктурный анализ, — опять, как всегда у него, без выхода к художественному смыслу целого произведения, — анализ четырех стихов из поэмы «Цыганы», я — в полемическом раже — решил и этот кусок из Лотмана обратить во славу Выготского.
Только надо, — чтоб было понятно, о чем Лотман пишет, — предварительно вникнуть в термины. (Речь пойдет только о гласных буквах.)
1. «Низкого уровня дифференциальные признаки фонем». Лотман рассматривает гласные у–о–а одного очень короткого стиха А. Белого: «У окна» и видит, что <<по признаку «открытость — закрытость» они дадут последовательно градационное возрастание>> [2, 246]. В этих же фонемах этого же стиха он видит общность на шкалах «гласность — негласность» и «передний ряд — не передний ряд». Видимо, ю–ё–я негласные, а у–о–а — гласные. «Э», «ы» — фонемы заднего ряда, видимо. И тогда у–о–а, наверно, ближе к ряду переднему. В другом случае, — в ломоносовском стихе: «Он к Иову из тучи рек», — «о» и «у» соотносятся с явно фонемами переднего ряда «и» и «е». И в таком соседстве «о» и «у» называются Лотманом гласными заднего ряда [2, 246].
Вот качества фонем, обнаруживающие свою изменчивость от близкого соседства с разными фонемами, и есть низкого уровня дифференциальные признаки фонем.
Это признаки малого, так сказать, радиуса действия: ощущаются они только на непосредственно соседствующих фонемах, когда те в подсознании выделены в ряд только гласных. Поэтому при фонологическом анализе — этом выведении подсознания в сознание — Лотман разбивает ряд гласных стиха на группы по три фонемы максимум.
2. А вообще–то в стихах есть более грубые вещи: повторяемость гласных, повторяемость групп гласных, нарушение ожидания уже наметившейся повторяемости. Они воспринимаются, сли можно так выразиться, едва–сознанием.
И вот Лотман рассматривает такую грубую фонологическую структуру следующего четверостишия:
Уныло юноша глядел На опустелую равнину И грусти тайную причину Истолковать себе не смел.Не в фонологическом — в композиционном раккурсе это предварение трагедии.
Это первое утро Алеко в таборе. Вчера вечером Земфира привела его в табор, представила отцу как своего возлюбленного. Вчера вечером Алеко решил стать цыганом. Вчера он сделал радикальный поступок. И вот — наутро — смущен и боится разбираться почему. А Пушкин, уже отказывающийся от романтизма, а значит, и от радикализма, уже здесь подспудно внушает нам отрицание этих радикальных ценностей. Внушает и на не вполне осознаваемом (собственном, и нашем) уровне.
Лотман замечает в грубом фонологическом разборе, что в последнем стихе, к концу его, чередование разных гласных, —
Теперь — его фонологическое наблюдение, так сказать, тонкое:
<<Разбив гласные фонем в группы по три (это оправдывается еще и тем, что в данном тексте подобная граница почти везде будет совпадать со словоразделами), мы получим следующее:
у ы о у о а а е [Уныло] [юноша] [глядел] а о у е у у а и у [На опу][стелую] [равнину] и у и а у у и и у [И грусти] [тайную] [причину]Напомним, что в последнем — четвертом — стихе «у» не встречается вообще. Здесь же «у» встречается в самых различных сочетаниях (по качеству и порядку).>> [2, 247].
Перед нами, — как показывает и грубый и тонкий фонологический разбор, — едва осознаваемое столкновение двух качеств: разнообразия с однообразием. Качеств, перед этими стихами сталкивавшихся на уровне вполне сознательном: живописной картины проснувшегося и тронувшегося в путь табора — с воспоминанием о неживописной городской праздности. Смотрите:
…Но все так живо–неспокойно, Так чуждо мертвых наших нег, Так чуждо этой жизни праздной, Как песнь рабов однообразной!Вот только то, что сознанием Алеко (ведь с его точки зрения описывалось утро в таборе как разноборазное) воспринималось оптимистически, будучи обобщено до абстракции фонем разбираемого четверостишия едва–сознанием его оптимистически не оценивается. Что–то не так… Алеко еще не понимает, а автор уже наводит.
В сознании героя главенствовала временна`я последовательность. От негативного однообразия в городе он пришел вследствие своего радикализма к позитивному разнообразию в таборе. В едва–сознании — обратная последовательность: за разнообразием сочетания разных гласных вокруг «у» пришло однообразие «е» и утрата главной фонемы (этой «у»). В смысле опасения: не окажется ли разнообразный, но все–таки быт, однообразным, когда новизна пройдет. И не покажется ли тончайшая и, казалось бы, однообразная духовная городская жизнь — разнообразной на грубом фоне.
Замечает же Лотман еще и низкого уровня дифференциальные признаки фонем в первых трех разбираемых стихах, в том, что было (в городе), по сравнению с тем, что стало (в степи). Это уже, так сказать, тончайший фонологический разбор:
<<Если … обратить внимание на то, что сочетание «о — у» активизирует признак открытости [ «о» более открыто, чем «у»], «и — у» лабиализованности [округления губ], «е — у» — ряда [переднего — непереднего] и т. д., то станет очевидно, что в каждом из этих «у» актуализированы различные стороны…>> [2, 248].