О скорбях отечества
Шрифт:
Я уж изведал на Земле,
А рай – не грешнику награда:
Парить бы в тихой полумгле!
Полет.
Не знал я ощущения полета -
Хотя на самолетах и летал…
Был бит судьбой, но все ж не ждал чего – то
Столь дикого: как кур в ощип попал!
Он подстерег во тьме – несчастный случай:
Совсем нежданно в пустоту шагнул,
И – уж такой я, видно, невезучий -
В молчании, без крика "караул",
Лечу!
Хоть падаю лишь с крыши гаража…
Нет надо мной спасительного шелка,
И я не листик, что парит, кружа!
Все вниз и вниз – с хорошим ускореньем…
А как хотелось бы наоборот:
К небесным сферам в вечном устремленьи
Душа живая сызмальства живет!
Она б туда и унеслась, наверно,
Коль с этажа б высокого упал…
Для тела б это было очень скверно,
Зато бы сразу в лучший мир попал!
А так – лишь средней тяжести увечье:
Больница, боль, лежанье на щите…
Чудны дела и судьбы человечьи
В земной юдоли, в тяжкой маяте!
О Боже! Ты Один, наверно, знаешь,
Зачем я совершил такой полет:
Не за грехи ли кости мне ломаешь,
Кладешь на душу угрызений гнет?
Хотя, наверно, это тот, нечистый…
А Ты лишь отвернулся от меня,
И скорбный путь – сиротский и тернистый -
Я прохожу, судьбу свою кляня!
Не смею я молить Тебя о чуде -
Пусть Ты и милосерд, и всемогущ,
Но, видя, как кругом страдают люди,
Просить ли благ земных иль райских кущ?
Мне без Тебя так страшно, сиротливо…
Взывать к Тебе из бездны, как Давид?
Но нет: уста сжимаются пугливо,
И лишь душа от язв и ран кровит!
Начало.
Автол, нигрол, солярка…
Бензин да солидол…
Я в ямах автопарка
Пристанище нашел.
Мне от роду – пятнадцать:
Для всех я здесь – пацан;
Мне платят в день рубль двадцать;
Хамит любой болван!
Народ кругом простецкий:
Все водка да жратва…
Жгут слух мой полудетский
Похабные слова!
То дрема, то запарка;
Наставник – самодур;
Метла, скребок, грабарка -
Когда же перекур?
Вcю черную работу
Я должен выполнять.
Нерадостно мне что-то…
Но некому пенять!
Учусь в вечерней школе -
Хожу в девятый класс.
И о сиротской
Вздыхал уже не раз.
Родители – то живы,
Да я от них сбежал:
Отец меня глумливо
Тиранил, унижал!
А мать, хоть и жалела,
Но не могла помочь:
Ведь и сама терпела
Обиды день и ночь!
Мне даже мысль ужасна
Вернуться в этот ад,
Хотя томит всечасно
Дна жизни мрак и смрад!
Безрадостный и хмурый
Рассветный час судьбы…
Хрупка моя натура
Для жизненной борьбы!
Одиночество.
Одиночество – славная штука,
Если длится денек или два…
Но тогда это горькая мука,
Пред которой бессильны слова,
Когда нет тебе в Мире привета,
Ты не нужен нигде никому,
И мучительно ищешь ответа:
Почему? Почему? Почему?
Коль легла эта гиблая мета
На тебя приговором судьбы,
Не увидишь ни ласки, ни света
До архангельской зычной трубы!
И твою одинокую муку
Никогда и никто не поймет,
Не протянет участливо руку,
Слез сиротских вовек не утрет!
Будешь лить их до самой могилы,
Но никто и тогда не вздохнет,
Когда снимут небесные силы
С тебя жизни безрадостной гнет!
И забыт будешь всеми и сразу -
Лишь закончит могильщик свой труд,
И ни разу, ни разу, ни разу
На могилу к тебе не придут!
Может, Бог лишь тебя не забудет:
Ты ведь тоже хоть в чем – то – как Бог:
Он ведь тоже вовеки пробудет
Одинок! Одинок! Одинок!
Святая пустота.
Мир пуст. Он пуст давно и безнадежно.
Он полон жизни – но не для меня:
О! Если б, если б только было можно
Поймать хоть искру Божьего огня!
Но пусто на Земле и пусто в Небе:
Куда ни взглянешь – всюду пустота!
Как жить, как думать о насущном хлебе
Под страшным грузом этого креста?
Святая пустота! Услышь мой ропот:
Что делать мне в объятиях твоих?
Я не машина, не прибор, не робот…
Простите за слезливый этот стих!
Исповедь еретика.
Я, может, был бы нехристем до гроба:
Все как – то трудно верилось мне в то,
Что Бог страдал и умер в муках, чтобы