О спасённых принцессах
Шрифт:
– Лиатку?
У принцессы, услышавшей эти слова, от злости глаза заискрились оранжевым, и она чуть не выпрыгнула из-за стенки. Но опаска оказалась сильнее. И что они дальше расскажут?
– Зырь, – продолжал некурящий, – она же на ходу? С пацанёнком каким-то их тырят везде? Он же схерил её? Чёль? Факиясто. Их же в джипе стырили? Далеко забрались сучата! Там клондайк просыпался!
– Та, тише, фак! Он просто сандалёнки в кузов сбросил. Его по ним зырили, трекер-шмекер. А сами здесь ошиваются, в столичке-кормилице. Фраерчонка порешили
– И чё, дитёнка жалко? Отойди хлюпик, я сделаю, как не было фраерочка, свет не узырит, моя ответка. Хе, – некурящий гадко хэкнул и сплюнул.
– Вот и порешили: мой ответ за Ючку, твой за фраерчонка. Айда на стрелку. Свою линию гнуть за бабки будем.
И они ушли. Напоследок тот, который курил, щелчком отправил в полёт горящий окурок сигары через кирпичную стенку. Окурок шлёпнулся прямо у ног Лиа, застывшей в неудобной позе. Сигара воняла и потрескивала. Дым ел глаза, принцесса сдерживала кашель, но через минуту не вытерпела на корточках проковыляла в сторонку. Там оправилась, как смогла, и неслышно и невидимо пробралась к башне.
Девочка лезала в штаб и плакала от злости и страха. Истинная причина её злости – «Юча». Это её оскорбительное, позорное прозвище. Нет, всего этого она не расскажет Мияки.
Но слёзы её высохли мгновенно, когда она увидела Мияки. На нём не было лица, глаза его расширились от ужаса.
– Конгадзы! – только и прохрипел он.
– Что? – переспросила Лиа, не догадываясь какой опасности избежала.
– Ну, конгадзы! Ты им чуть не попалась!
– А, да! Мияки-дэ, не беспокойся, – притворяясь спокойной, ответила Лиа. – Я даже знаю теперь, что они затеяли.
– И что? – проговорил испуганный Мияки.
Лиа пересказала всё, что слышала, опуская ругательства, своё прозвище и план убийства Мияки. Глаза Лиа теперь излучали спокойствие, переливаясь оттенками голубого, синего и зелёного. Хотя, нет-нет, да и проскакивали чёрные и красные искры беспокойства.
– Нам надо незаметно пробраться во дворец, – закончила Лиа.
– Как же мы туда попадём?
– Не волнуйся, главное – дойти до дворца, а там я знаю всякие тропки. Не зря я там десять лет живу. Что, думаете только у мальчишек есть тайные базы? Пойдём, когда стемнеет! – Лиа опять стала решительной.
– Ну, а мне в чём идти прикажете? А? – Мияки показал на свои босые ноги.
И вдруг подумал: «Только десять? А где ещё год?» С математикой у мальчугана был порядок.
Глаза Лиа вспыхнули розовыми и лазоревыми искорками:
– У нас был курс по изготовлению макетов обуви. Представляешь, сам Адидас проводил. Я сделаю тебе зашибательскую обувь.
– Пума круче, – тихо пробурчал Мияки.
– Но сначала нам надо изменить внешность, – напор Лиа никуда не девался, ее решимость только усиливалась.
– Правда! А как?
– Про тебя придумаем. А я сделаю что-то, и… меня никто не узнает, но, – принцесса сделала паузу, собираясь
– Что?
– Дай мне обещание, что никому про это никогда в жизни не расскажешь. То, что я сделаю, и то, что увидишь потом, и…
– Никому, никогда?
– Да, пожалуйста! Это вообще секрет, ото всех! – тут тон её сменился с умоляющего на заговорщический, – я думаю, что это государственная тайна.
Лиа притихла, опустив глаза.
Мияки встревожился. Не каждый день тебе государственные тайны открывают.
– А если я не выдержу и расскажу?
И он представил себе, как он возвратится когда-нибудь в этот штаб. Здесь соберутся все и будут его спрашивать, что да как. А он не сможет ничего сказать. Тогда ребята прогонят его за нечестность, у них уговор такой. И будет он скитаться по миру один-одинёшенек, зато с нераскрытой государственной тайной. Мальчик вздохнул.
– А если меня поймают и пытать будут? – Мияки слабо представлял, что такое пытки, но точно знал, что от них можно признаться в чём угодно.
Лиа глядела на него испытующе, и он не выдержал:
– Ну, ладно. Ну и пусть. Даю слово. Что там у тебя?
– Нет, не так. Мне представляется, что передача сведений государственной важности требует строгого юри.. дич.. , короче, просто оформления и ритуала передачи, – опять принцесса заговорила непонятно.
– И как это?
– Знаешь, я думаю, строгое оформление мы пропустим. И всё остальное. Ты просто поклянёшься.
– А ты?
– И я! – согласилась Лиа, хотя не понятно, в чём ей-то было клясться.
– Хорошо. А что надо говорить? – К клятвам Мияки относился очень серьёзно.
Лиа придумывала клятву на ходу, поэтому говорила с паузами:
– Повторяй! Я, Мияки-дэ… ой, нет, просто Мияки… Давай сначала!
– Давай, я повторяю.
– Я, Мияки… надо торжественно, нет, лучше не торжественно… Сейчас, вот так: я, Мияки…
– Мастэ,– подсказал мальчик свою фамилию, выделив первый слог, чтобы было понятнее, где ставить ударение.
– Хорошо. Мастэ. Клянусь. Стоп – мне почти девять лет. Повтори! Без «стоп»!
– Я, Мияки Мастэ, мне почти девять лет, клянусь!
– Клянусь, что никогда и никому… не расскажу, что будет делать её высоч… ой, нет… просто принцесса Лиа… и в чём её секрет, – выдохнула девочка последние слова. – Повтори!
– Что никогда и никому не скажу, что будет сейчас с принцессой Лиа и её секрет, – повторил Мияки немного путаясь. При этом он держал левую руку на сердце.