О Сталине и сталинизме
Шрифт:
Новые директивы ЦК были приняты с согласия всего Политбюро, включая Рыкова, Бухарина и Томского. Чтобы ускорить хлебозаготовки, тысячи коммунистов были направлены в помощь сельским партийным организациям. В различные районы страны были командированы и многие члены ЦК. Сам Сталин покинул свой кабинет в Кремле и 15 января 1928 года выехал в Сибирь, где, по данным хлебозаготовительных органов, скопились особенно большие излишки зерна. Он побывал в Новосибирске, Барнауле и Омске. Проводя собрания партийного и государственного актива, он грубо и резко осуждал местных работников за нерешительность в применении чрезвычайных мер к богатым крестьянам.
Нажим на богатых крестьян привел к некоторому увеличению хлебозаготовок. Но в апреле 1928 года поступление зерна на хлебозаготовительные пункты вновь сократилось, и Сталин дал указание еще более широко применять чрезвычайные меры, которые затрагивали теперь и основную массу середняков. Одновременно в ВСНХ под руководством В. Куйбышева были разработаны
Можно было предвидеть, что новый и резкий поворот в экономической политике Сталина вызовет разногласия в Политбюро и в ЦК ВКП(б). Так оно и произошло. Дебаты в Политбюро весной 1928 года становились все более острыми. В качестве оппонента выступал Бухарин, поддержанный Рыковым и Томским. Еще два члена Политбюро — Калинин и Ворошилов — занимали умеренную позицию. Ворошилов, как нарком обороны, опасался, что разлад с крестьянством отразится на боеспособности Красной Армии. По закрытым каналам ему доложили о «нездоровых» настроениях в некоторых воинских частях. Калинин, как председатель ЦИК СССР, беспокоился о союзе с крестьянством. Он дорожил своей репутацией «всесоюзного старосты», защитника и выразителя интересов трудового крестьянства. Еще два члена Политбюро — Орджоникидзе и Рудзутак — колебались. По существу, из всех членов Политбюро, вошедших в него после XV съезда, Сталина безоговорочно поддерживали только В. Куйбышев и В. Молотов. Недостаточную поддержку имел Сталин и в ЦК, а также в ряде важных региональных организаций партии. Это вынуждало его к маневрированию и выжиданию. На стороне Бухарина решительно выступило руководство Московской партийной организации во главе с кандидатом в члены Политбюро Н. А. Углановым. Аппарат Совнаркома и Госплана СССР также был на стороне «умеренных». Если новый председатель ГПУ В. Менжинский поддерживал Сталина, то два его заместителя — М. Трилиссер и Г. Ягода — высказывались за более умеренную политику.
Бухарин был теоретиком, идеологом, он не боялся вступать в спор ни с Лениным, ни со Сталиным. Но он был человеком слишком мягким, плохо приспособленным к жесткой политической борьбе. Он не стремился, подобно Троцкому или Зиновьеву, к власти в партии. Воспоминания о только что закончившейся острой борьбе с «левой» оппозицией не позволяли Бухарину даже думать о том, чтобы развязать в новых условиях общепартийную дискуссию и обратиться ко всей партии с призывом поддержать его в спорах со Сталиным. Бухарин не хотел создавать новой фракции и разрабатывать оппозиционную платформу. К тому же соотношение сил внутри ЦК позволяло Бухарину надеяться, что он сможет одержать верх, ведя дискуссию в рамках ЦК и Политбюро. Излишне говорить, насколько такая позиция Бухарина была выгодна Сталину.
В мае и июне 1928 года Бухарин направил в Политбюро две записки, которые были поддержаны Рыковым и Томским. В этих записках он отмечал, что многие мероприятия ЦК перерастают в новую линию, отличную от линии XV съезда, и что все это идеологически дезориентирует партию. Бухарин утверждал, не без оснований, что у партийного руководства нет ни общего мнения, ни целостного плана, и требовал, чтобы на Пленуме ЦК, который намечался на 4 июля, была проведена свободная и общая дискуссия. В отличие от писем, которые направлял в Политбюро Троцкий, записки Бухарина не были «открытыми» и не распространялись в партийных организациях. Сталин заявил, что принимает рекомендации Бухарина. Однако он не хотел оставлять за ним инициативу в споре и своими выступлениями и письмами спровоцировал новую вспышку дискуссий. В конце июня было созвано новое заседание Политбюро, и на нем Бухарин, Рыков и Томский огласили декларацию, в которой говорилось об угрозе союзу рабочего класса и крестьянства. Они требовали немедленно прекратить применение чрезвычайных мер и восстановить рынки, предлагали воздержаться от создания таких колхозов и совхозов, которым государство не могло сразу же оказать материальную поддержку. В центре внимания партии, считали они, должно быть стимулирование мелких и средних крестьянских хозяйств. В. Молотов назвал эту декларацию «антипартийной». Сталин был более осторожен. Для преодоления возникших разногласий создали комиссию в составе К. Я. Баумана, Бухарина, Микояна, Рыкова, Сталина. Комиссия подготовила компромиссные тезисы о политике хлебозаготовок, которые одобрило Политбюро на заседании 2 июля. Было решено отменить чрезвычайные меры, повысить закупочные цены на зерно и восстановить сельские рынки.
Через несколько дней в Москве открылся Пленум ЦК ВКП(б). Основной доклад на Пленуме сделал Рыков. Он оценил положение в стране как очень плохое и высказал даже опасения насчет возможности новой гражданской войны с крестьянством. Он повторил требования об отказе от чрезвычайных мер, о повышении закупочных цен, сохранении принципов нэпа и о поддержке мелкого и среднего крестьянства.
Сталин вовсе не собирался отступать. Он убедился в поддержке большинства секретарей обкомов партии и потому посвятил свои речи на Пленуме оправданию проводимой им политики. В центре аргументации был вопрос о необходимости
«…Продвижение рабочего класса к социализму… не может не вести к сопротивлению эксплуататорских элементов… не может не вести к неизбежному обострению классовой борьбы».
Сталин призвал не только «исключить необходимость применения каких бы те ни было чрезвычайных мер» — он заявил: «Люди, думающие превратить чрезвычайные меры в постоянный или длительный курс нашей партии, — опасные люди, ибо они играют с огнем и создают угрозу для смычки».
Но в той же речи он заметил, что нельзя вообще зарекаться от применения в будущем чрезвычайных, или «комбедовских», мер в деревне, если там возникнут «чрезвычайные условия».
На июльском Пленуме ЦК были приняты компромиссные резолюции, более близкие к позиции «правых», чем к сталинской позиции. Но эти резолюции не были победой Бухарина, так как именно Сталин сумел повести за собой большинство ЦК и привлечь на свою сторону Калинина и Ворошилова. У него теперь оказалось прочное большинство внутри Политбюро, а это было важнее, чем любые резолюции Пленума ЦК. Понимал это и Бухарин.
Сталин сразу же принял ряд мер, направленных на ослабление позиций Бухарина. Развернутая в Коминтерне борьба против «правых тенденций» в коммунистическом движении косвенно задевала и Бухарина, и его сторонников. Ослаблялись позиции Бухарина в органах печати. В редколлегии «Правды» все активнее выступал верный сталинец Ем. Ярославский. В президиум ВЦСПС был введен другой верный сталинец — Л. Каганович. Петр Петровский был снят с должности главного редактора «Ленинградской правды»; Слепков, Астров, Марецкий, Зайцев и Цейтлин удалены из редакций «Правды» и «Большевика». Бухарин все еще оставался главным редактором «Правды», но ему трудно было определять теперь позицию партийной печати.
Сторонники Сталина активизировались в Московской партийной организации. Им удалось добиться переизбрания нескольких секретарей райкомов партии. В середине октября 1928 года, когда Бухарин отдыхал в Кисловодске, был созван пленум Московского обкома и горкома партии. Угланов со своими сторонниками оказался в меньшинстве. На пленуме выступил сам Сталин и обвинил Угланова в правом уклоне. Угланов и его сторонники не были избраны в руководство Moсковской партийной организации. Ее возглавил секретарь ЦК В. М. Молотов. Это нанесло едва ли не решающее поражение группе Бухарина. Она была деморализована, и даже Рыков пошел на уступки в дискуссиях, которые велись в Политбюро. Только теперь Бухарин прервал свой отпуск и вернулся в Москву, где мог убедиться, что его позиции в партийных верхах значительно ослабели. К тому же положение в стране опять обострилось. Хлебозаготовки шли плохо, и вновь был поднят вопрос о применении чрезвычайных мер. Бухарин, Рыков и Томский выступили против, а когда Политбюро отклонило их протест, подали коллективное заявление об отставке. Но Сталин еще не был вполне уверен в своем превосходстве. Калинин и Ворошилов вновь стали выказывать признаки колебаний. Поэтому Сталин предложил компромисс, на который Бухарин согласился. Сталин обещал, в частности, прекратить преследования бухаринцев и уменьшить капиталовложения в промышленность. Рыков был утвержден докладчиком на предстоящем Пленуме ЦК ВКП(б). В конце января 1929 года именно Бухарину было поручено сделать доклад на траурном заседании, посвященном пятилетию со дня смерти Ленина. В этом докладе, озаглавленном «Политическое завещание Ленина», Бухарин, опираясь на анализ статей и выступлений Ленина в 1921–1923 годах, подробно изложил взгляды Ленина на перспективы строительства социализма в СССР. Для всякого внимательного слушателя или читателя этого доклада было очевидно, что политическая и экономическая линия Сталина весьма далека от ленинских планов социалистического строительства. Но этот косвенный выпад против Сталина оказался не слишком эффективным.
Борьба, так и не вышедшая фактически за рамки ЦК и разного рода аппаратных столкновений, приближалась к развязке. Сталину уже не нужны были компромиссы. Бухарин принял вызов, и острая полемика между ними развернулась на заседаниях Политбюро в январе и феврале 1929 года. В это время Бухарин составил совместно с Томским и Рыковым подробный документ, своего рода платформу «правых» («платформа троих»), которая содержала критику сталинской политики и предлагала альтернативную программу экономического и политического развития страны. Этот документ был зачитан Рыковым на одном из заседаний Политбюро, но не вынесен на обсуждение ни всей партии, ни хотя бы ее Центрального Комитета. Именно в нем Бухарин обвинил Сталина в «военно-феодальной эксплуатации крестьянства». Политбюро отвергло эти обвинения как «клевету» и вынесло порицание Бухарину. Новый компромисс был уже невозможен. Обстановка накалялась, и среди ближайших сторонников Бухарина наметились колебания. Рыков взял назад свое заявление об отставке и вернулся к работе в Совнаркоме. Неожиданно осудил Бухарина один из его учеников — Стецкий.