О том, что сильнее нас
Шрифт:
Ладно, фиг с ним, буду немножко занудой, порассуждаю о происшедшем.
Во-первых, ровно всё, кроме разве что отдельных нюансов с сияниями, теоретически может иметь и вполне материальное объяснение. Типа радиоуправляемого мини-дирижабля с ногой и магнитофоном. Но организация подобных хохмочек стоит таких денег, какие ни один идиот не станет тратить без мобилизации десятка телеоператоров. Так что, если бы сие было представлением с автором-человеком, мы должны были скоро увидеть всё это на экранах телевизоров. Не увидели. Фокусы же с сиянием — не вполне однозначны. По приезде я пообщался с кучей разнообразных астрономов и геофизиков, и кое-какими хоть и спекулятивными и недоказанными, но все же теориями, объясняющими несообразности, меня изобильно снабдили.
Во-вторых. Гипотетически можно себе представить американский шпионский центр по слежению за запусками с космодрома Плесецк, оборудованный автоматическими туристопугалками и следотоптателями.
В-третьих. Коллективный глюк. Не похоже, хотя в отдельных частностях почему бы и нет? Магнитная буря в теории имеет право оказывать какое-то влияние на мозги.
В-четвёртых. Никакой спекулятивной метафизики предлагать не хочется. Но кроме псевдонаучных построений бывают ведь и другие нематериалистические. Как правило — используемые в сказках. И в отсутствие чего-либо более разумного — допущение, что у Хозяйки горы случилось что-то типа дня рождения и ей захотелось основательно, но по-доброму оттянуться, оказывается ничуть не хуже других, причём и выдержанность получается в народных традициях. В смысле, то ли в шутку, то ли всерьёз. Пожалуй, даже усилю сию модель парой дополнительных построений. Когда я в Москве рассказал эту историю одному неплохому математику, он долго вертел головой и в итоге заявил, что концы с концами не сходятся. Никакими инопланетянами и снежными людьми здесь, мол, не пахнет, а пахнет самой обычной чертовщиной. А у чертовщины, как и у всех прочих чудес, есть свойство, роднящее их с преступлениями: ни то ни другое не встречается без выраженного мотива. Здесь же никакого мотива в принципе не просматривается, а так, чистое баловство. Вот тут и срабатывает разница между сакральным персонажем и сказочным: сказочному мотив не нужен. Сказочный имеет право на чистое хулиганство. Хе-хе. Пересказал я этот разговор Маше. И чуть было не сел мимо стула. Услышав, что самое большое чудо в этой истории — то, как сидели они с Лёшей и Максимом себе в Сьянах, пили разные там напитки, курили коноплю, чесали языки, как вдруг появился некто я да и увёз их на Пинегу. И тоже безо всякого видимого мотива. Как сказано классиком, каждый человек должен хоть иногда, хоть немного, но побыть волшебником…
И не зря же, между прочим, пока на небе полыхала вся эта иллюминация, главное сожаление было не о том, что мало водки (которой и впрямь было мало), не о том, что с устатку восприятие ослаблено (а оно и впрямь было ослаблено), не о том даже, что один из ребят после всех событий психологически подломился, валяется в углу и безуспешно пытается испортить остальным настроение, а о том, что вот стоит магнитофон, а кассету с единственно уместной в эту ночь музыкой (Uriah Heep — The Magician’s Birthday) – с собой не взяли. Потому что это было бы единственным, что могло усилить тот ломовой кайф, который снизошёл на троих из четверых, а испортить его не могло, пожалуй, вообще ничего. Имелось твёрдое ощущение того, что все страшилки в Олимпийской оказались в итоге милой шуткой, а для тех, кто достойно выдержал, дабы не обижались, учинено заказанное зрелище, причём по красоте вдесятеро супротив заказа. Ощущение крайне сильное, а главное — хорошее и доброе.
То есть — это тогда казалось, что хорошее и доброе. Позже выяснилось, что для кого как. Оба парня быстро с горизонта поисчезали. Максим — немного свихнулся и начал заниматься вещами всякими предосудительными, типа наркоторговли, после чего следы его затерялись, и туда ему и дорога. Алексей — сначала скорее наоборот, резко прибавил в широте круга интересов и вообще молодцом выглядел, а через полгода — хлоп и в психушке оказался. А когда выписался из неё, ушёл в монастырь.
Маша же довольно долго держалась на горизонте, впрочем, речь о том впереди. Но о Железных Воротах и слышать больше не хотела. Поразительная выдержка, которую она продемонстрировала на месте, дала изрядный откат. К слову, о выдержке — до чего же поразительна бывает подоплёка поведения людей! На чём держался я, уже написано, но напомню. На страхе перед последствиями и на чувстве ответственности перед молодняком. Да и то скорее не держался, а просто делал хорошую мину при плохой игре. Машка — как выяснилось, мгновенно сообразила, что раз я не паникую, то вполне достаточно будет самой не паниковать. А для того, чтобы оно было возможно, — в течение обратного пути не отходить от меня более чем на три метра. Вот и вся хитрость. А внутри она трусила ничуть не меньше, чем я. И ничуть не меньше, чем ребята, которые половину дороги до избушки, собственно, пока силы были, прыгали вокруг, оглашая лес воплями от испуганных до просто диких, долженствующих поспособствовать самоутверждению пред лицом. На чём Максим и сломался в итоге. А возможно, и Алексей на том же. Не по причине виденного или слышанного. По причине гораздо более прозаической. Просто по пути на Пинегу —
А сам я — семь лет подряд держался от Пинеги как можно дальше, да и по пещерам практически перестал ходить. Не то чтобы со страху… Скорее — из уверенности, что ничего интересного всё равно не получится. До определённого момента. А в тот определённый момент — меня туда позовут, и позовут так, что не почувствовать будет нельзя. Вот и позвали. Вот и тороплюсь до отъезда книгу дописать. Кто знает, что там произойдёт, так ведь?
И напоследок в этой истории — повеселю. Дабы не быть совсем занудой. Первое, что я сделал по приезде, — вывесил краткую сводку необычностей в Интернет. И немедленно получил два вала писем. Первый касался характеристик сияния, с наблюдениями и фотографиями с сотни разных мест. А второй был куда как забавнее. Второй вал — был о снежном человеке, следы которого на Пинеге регулярно видели то один, то другой. Вал был с подробными описаниями и даже с фотографиями следов. Наблюдений двадцать. И вот наконец — я сложил их вместе. И начал ржать. Долго и со вкусом. Дело в том, что все до единого наблюдения сводились к обнаружению следов и были сделаны байдарочниками, сплавлявшимися по Пинеге. В разные годы. В разные сезоны. Но в одном и том же месте. На одной и той же песчаной косе. Там, где на высоком холме над Пинегой стоит деревушка, из которой река просматривается вверх по течению километров на десять. И около которой, прикрытая мысом, и находится та самая коса. Итак — снежный человек оказался реальностью. И я даже вычислил, где он живёт, как его зовут и даже где он купил те тапочки с отпечатком гигантских босых волосатых ступней. А вы говорите — чертовщина, чертовщина…
Настоящая чертовщина в другом была. Настоящая чертовщина была в письме, которое я получил через месяц. Письмо было из-за границы. От Машкиной матери. В котором она даже не выяснить пыталась, а просто отмечала как общеизвестный факт, что я — новый Машкин любовник. Высказывая тому всяческое одобрение, разливаясь соловьём в комплиментах в мой адрес и шипя змеищей в адрес всех Машкиных друзей-сверстников. Наверное, во многом именно из-за этого письма (разумеется, я его Машке тут же в тихом обалдении продемонстрировал) мы с ней и не попытались привестись в сие качество. Смех и чувство противоречия — плохие в том помощники.
А ещё в одном письме через пару месяцев — мне прислали вырезку из журнала. С рассказом про одну из первых прорвавшихся на Железные Ворота экспедиций. Цитирую:
«Лиственница, принесённая в воронку для удобства спуска группой Владимира в прошлом году, вызывала не столько удивление, сколько скептическое недоверие к зрелищу вообще: “может ли сырое дерево таких чудовищных размеров, при помощи всего четырёх человеческих рук, оказаться в пещере?” Далеко в пещеру не пошли: нас больше интересовали привходовые ледяные образования. Мистики в пещере не почуяли, но на обратном пути не покидало ощущение взгляда в спину».
Лично я — преисполнился великой гордостью. Так как автор вышеприведённого отрывка — один из самых могучих лосей во всей спелеологии российской. И если уж он оценивает деяние как невозможное — следует раскланиваться и сгребать аплодисменты дворницкою лопатою.
Часть II. Andante deciso
Долгие годы ведущие кибернетики спорили, сколько миллионов обезьян следует усадить за пишущие машинки, чтобы хоть одна из них имела отличный от нуля шанс настукать большой осмысленный текст. И вот — появился Интернет…
Вернёмся немного назад. Опять к тем новогодним дням. Когда первая ссора с Кристиной, в результате которой я аж целую неделю пребывал в предоставленном самому себе состоянии, как выяснилось, определила очень и очень многое. И поменяла — не меньше. В моей будущей жизни. В моём восприятии людей. В моём восприятии человеческих отношений…
Я уже намекал про состоявшееся, точнее — несостоявшееся, а ещё точнее — отложенное знакомство на Красной площади, но об этом речь всё ещё впереди. О визите Андрея, который произошёл, как только Кристина вернулась, и об истории, которая при этом начала раскручиваться — тоже. Но интервал между этими двумя событиями не был пуст. Это была неделя философских диалогов. Ко мне с визитами нежданно-негаданно свалилось несколько человек, практически все из прошлого, практически все с единственной целью за жизнь потрепаться. И каждая беседа оказалась крайне важной и поучительной.