О вас, ребята
Шрифт:
— Это я! — бодро сказал он и с лукавым видом помахал в воздухе букварем.
Акулина Степановна, конечно, не помнила про Митькину угрозу ликвидировать их неграмотность, а Карп Федотович вообще ничего не подозревал.
— Видим, что ты! — произнес он. — Сам бы не пришел, — пришлось бы звать. Как раз тебя тут вспоминали.
— Раз я сказал, — значит, приду! — ответил Митька, гордый тем, что его ждали. — У меня в отряде даром слов не бросают! Сказано — сделано! Месяца не пройдет,
Карп Федотович ничего не понял. Акулина Степановна всплеснула руками и ахнула:
— Да ты что это — в самом деле из нас грамотеев задумал сделать?
— А то как же! — загорячился Митька. Он уже догадался, что его ждали не для занятий по букварю. — Сейчас всем неграмотным конец! Ликвидируют их! Ни одного темного человека не останется!
— Ликвидируют — туда и дорога, — сказала Акулина Степановна. — Только ты нас, сынок, не неволь. Да и тебе какой интерес с нами возиться? У тебя дружков целый город — с ними и играй-воюй!
— Как же так, тетя Акуля! — взмолился Митька, увидев, что лихим наскоком и страшным словом «ликвидация» ее не проймешь. — Ведь ты сама сказала: «Приходи, приходи!» Помнишь?
— Я думала, пошутил ты. И сама пошутила… За добро твое спасибо и за заботу тоже. Но лучше ты нам в другом помоги — поставь номерки на бумагах.
Митька даже покраснел от волнения. Он успел нахвастать ребятам, что ликвидирует сразу двоих неграмотных. Отступать было некуда, и он переметнулся на Карпа Федотовича.
— Дядя Карпуша! Послушай хоть ты меня! Сам посуди: письмо пришло — надо бежать к соседям. Ответ писать — опять беги! Номерки поставить — снова проси, кланяйся! Разве это жизнь? Да я вас за месяц… Вы у меня не то что номерки — стихи писать сумеете!.. И потом, слово же я дал!.. Всем растрезвонил, что двоих ликвидирую!.. Ну что вам стоит?
Карп Федотович был большой добряк. Не любил огорчать людей. К тому же он надеялся, что через пару вечеров мальчишка поостынет и все прекратится само собой.
— Ладно, мать! — сказал он. — Пусть Митрий поучит нас маленько, авось умнее станем.
Он притянул к себе Митьку, усадил его за стол рядом с собой, добавил:
— А насчет номерков — уважь нашу просьбу! Когда мы еще сами до этой мудрости дойдем…
Митька отбарабанил на столе победную дробь, профанфарил губами сигнал сбора и, вспомнив входившее в моду словечко, объявил:
— Ликбез считаю открытым!.. А с номерками… Да я вам, хотите, все стены цифрами разрисую — от единицы до триллиона!
Митька окончил первый класс пять лет назад и уже забыл, с чего начинались первые уроки в школе. Когда Акулина Степановна
— Неужели вы ни одной буквы не знаете?
Карп Федотович понял, что неопытный учитель попал в затруднительное положение, и пришел к нему на помощь.
— Помню я букву «сы», — сказал он. — Она над заводскими воротами стояла. Большая такая, с завитушками, а остальные маленькие — завод Сахарова. Вот «сы» я и запомнил.
Митька ухватился за эту букву. Он написал ее на чистом листке бумаги.
— Такая?
— Вроде «сы», — неуверенно произнес Карп Федотович.
Митька написал еще три буквы: «а», «л», «о» — и пояснил:
— А эти буквы — «а», «лэ», «о». Запомнили? «А», «лэ», «о»! Ну-ка, дядя Карпуша, прочитай, что из четырех букв получилось.
Карп Федотович подвинул лист бумаги к себе.
— Сы-а-лэ-о… Вроде нет такого слова…
— Да сало это, дядя Карпуша! Просто — сало!.. А это? Совсем легко…
Митька написал: «лоб».
— Первая буква — «лэ», вторая — «о», третья — «бэ»… Ну?
— Лэобэ, — произнес Карп Федотович. — Не по-русски что-то… Может, ты спутал — вместо русских французские буквы пишешь? Сахаров и тот французскую грамоту не осилил, а ты нас…
— Что ты все этого Сахарова суешь! — вспылил Митька. — Сахаров, Сахаров… Буржуй он и кровопивец! И вспоминать о нем нечего!
— А что делать, коль вспоминается? Нам он зла не чинил, не грех и вспомнить.
У Митьки даже дух захватило.
— А белые — это, по-твоему, что? А деникинцы? Они же из таких недорезанных буржуев и состояли!
— Не путай! — возразил Карп Федотович. — Сахаров как уехал в семнадцатом в Париж, так и живет там. Не воевал он с нами.
Митька разгорячился еще больше.
— Пусть в Париже! А деньги и оружие мог он посылать белякам? Мог! И посылал! Как пить дать — посылал! — запальчиво выкрикнул он и, забыв о букваре, размахивая руками, обрушил на стариков все свои сведения о гражданской войне и вообще о классовой борьбе.
Митьку возмутило миролюбивое, уважительное отношение стариков к Сахарову. Еще больше разобиделся он, когда Акулина Степановна вставила свое материнское словечко:
— Ты говоришь: «Сахаров — кровопивец, Сахаров — душегуб», а при нем наши сынки живы были!..
— А я не верю этому письму! — выпалил Митька. — Врет Самохин! Не могли красноармейцы так простони за что ни про что — порубать ваших сыновей!
— Верь не верь, а нету их…
Так в тот вечер урок русского языка и не состоялся.