О Вечном…
Шрифт:
Но невозможно закрывать глаза на каждодневные сообщения о духовных смятениях, об убийствах тела и духа, о страшных призраках лжи и взаимного поношения. Доходит человечество до предела разложения. Нужно строить, необходимо неотложно предаться тому светлому строению, которое понимается в высоком значении Культуры. Где же те словари добра, где же те высокие начала, которые могут залить благодатью язвы мира, которые так ужасно открылись в дни наши.
Не призрачны эти бедствия. У каждого из нас собралось бесконечное количество сообщений о всевозможных разлагающих ужасах, как в частной, так и общественной жизни. Само добро, как таковое, начинает
Но не может быть сомнения об этом вездесущем Благе, когда каждое человеческое сердце знает, что есть дружелюбие. Поверх всяких засорений, нечистот, невежества, клеветничества, предательства, каждый, хотя бы и духовно опустошенный человек, каждый двуногий, все-таки знает, что такое улыбка; не улыбка глумления, но благая улыбка дружелюбия. Как же мы можем приступить к рассуждениям и к решениям, если мы не обезвредимся истинным дружелюбием.
Мы должны думать не только о том, что свойственно лишь очень немногим избранным. Учитель Великий шел ко всем. Все заповеди говорят о том, что принадлежит всем. Из простейших начал всем, всем, всем заповедано дружелюбие. В пламенении сердца это дружелюбие претворится и в любовь, в ту самую животворную, чудесно творящую любовь, которая во всем оружии Блага указывает: "Да живет все живущее".
Если бы чье-то сердце еще невозмогло вместить этот всеобъемлющий завет, то ведь и у него останется простейший, повседневный путь дружелюбия. Начатый от семьи, от рода, от близких, путь дружелюбия восходит великой спиралью до самых вышних обителей.
Много говорим о сердце. Но без основного дружелюбия, какое же это будет сердце! Даже дикие звери глубоко чувствуют начало дружелюбия. Чем же прежде всего отвращает человек даже самое лютое нападение. Глаз дружелюбия, взор добра остановит самые зверские когти.
Озарение высоких сердец, их светоносность, зажженная любовью, ведь начались когда-то от такого же повседневного дружелюбия. Началась эта великая сила у того единого костра, к которому сходятся спутники пустыни. А разве не путники мы? Разве не обезводили все пустыни духа? Страшно остаться во тьме, безоружным, когда из черной мглы несутся вопли ненависти и взаимоудушения.
Нужен свет. Нужен священный огонь. Нужны оружия света, которые сиянием своим рассеют полчища тли и разложения. Первым оружием света, о котором так прекрасно сказано в заповедях всех заветов, будет именно общечеловеческое дружелюбие. Первым качеством этого дружелюбия будет непрестанное творчество, созидательный труд, который вместо тяжких оков каждодневности превратится в сияние творящего праздника.
Эту творящую любовь, это всеобщее дружелюбие хранят дозорные, перекликаясь в час торжественный на стенах твердынь: "Все ли здесь?", "Все ли готовы?"
Меттасутта [149] посылает свой мудрый зов дружелюбия словами:
"Как мать, подвергая опасности жизнь свою, блюдет свое дитя единое, так пусть каждый растит дружелюбную мысль ко всему сущему. Пусть он взрастит в себе желание ко всему миру, и дружелюбие, и вверху, и внизу, и всюду, неограниченно, без всякой ненависти, без всякой вражды" (Меттасутта 7, 8).
149
Меттасутта — одна из буддийских сутр.
Гималаи
Песни Монголии
"Выросший на горе Будала, цветок бондорва, хотя бы дождь пошел — все же поблекнет.
Хотя иогачари [150] — подобен бурхану [151] , но если отступит от истины, то омрачится.
Распустившийся в разные стороны цветок гречихи, когда ветер подует, рассыплется.
150
Иогачари — адепт одной из духовных школ тибетского буддизма.
151
Бурхан — будда, бодхисатва у монголов.
Хотя иогачари подобен хранителю, но если отступит от истины, то погибнет".
"Богатое и белое — это золотая вселенная; пространное и чистое — это наша родина.
То, что растет на горах — это виноград; то, что прославляет народ — это звучный напев.
В воде источника разве бывает грязь? Разве можно назвать повеления Святых неправильными?
Вода колодца — не что иное, как священная вода. Разве можно назвать повеления Святителя ложными?"…
"Возьмет кисть в руки — писец, отправится в Пекин — делается зятем хана.
Вместо того чтобы быть зятем государя, лучше будем наслаждаться со своей Шуер.
Чем быть зятем хана, лучше быть в счастье с хорчинской Шуер вдвоем.
У каждой горы есть вершина, каждая встреча предопределена; после встречи следует заходить повидаться".
"Разве покончит когда-нибудь аист подбирать рыб Алмазного моря? Разве совсем легко перешагнуть через мучения — результат первоначальных перерождений?
Разве можно думать, что журавль съест всех рыб Журавлиного озера? Разве совсем легко обойти настигшие мучения — результат прежних деяний?
Когда хочешь рубить дуплистое дерево, берегись разрубить свои ноги. Берегись, желая ограбить другое государство, потерять своих подданных.
Когда хочешь разрубить иву, берегись разрубить свою судьбу. Берегись, думая ограбить чужое государство, расстроить свои дела".
"Конь мой, родившийся позади горы Баян-хангай; конь, мой, которым восхищались воины Бадарагулту.
Облакоподобного прекрасного цвета и тянущий за собою при беге облако пыли, высокий, сивый конь мой, увы! куда убежал ты?
С глазами, величиною с яблоко, с копытами, величиною в чашку, ростом в вытянутую сажень, какой прекрасный конь мой!
С двумя волчьими ушами, с двумя глазами, как звезды, облакоподобного цвета, красивый конь мой.
Не видели ли его, отпущенным в степи, в сокровенном месте? Не видели ли, как его увели злонамеренные похитители?
Видевшему его человеку надену я лисью курму, а поймавшему его человеку подарю тигровую курму".