О видах на урожай, альфа-самцах и кусочке счастья (сборник)

Умарова Альфия

— А-а, — догадавшись, разочарованно протянула менеджер по рекламе, — так это обыкновенные бомжи. А я-то думала… — Лидочка обиженно надула свои и без того пухлые губы.

— А что, — не унимался Тимур, — они выглядят вполне себе по-мутантски. Рожи опухшие, сами грязные, зубов пять штук на двоих… И разговор уже сильно отличается от литературного.

— Нет, опять не то, ребята, — вернул разговор в нужное русло креативный Вадим. — Надо что-то погорячее. Ну, не знаю, гуляющий по городу педофил, к примеру, на счету которого куча изнасилованных. Как детишки в страхе по ночам просыпаются, в лифт боятся заходить, писаются…

— Фу, —

передернула плечиками Инга, — опять про этих извращенцев. Не люблю я про них.

— Зато читатель любит, — отрезвил брезгливую сотрудницу босс. — А читатель платит рублем, не забывайте об этом. Эти рубли и вас кормят, кстати. Какие еще будут мнения?

— Эх, расчлененки бы, да с картинками… — мечтательно произнес Вадим.

— Может, организуем? — сострил Сергей.

— Марина, а ты что скажешь? — главред повернулся к журналистке.

— Извините, Виктор Николаевич, у меня ребенок болеет, всю ночь температурил, вот голова и пустая, как барабан.

— Тум-тум, — тут же среагировал Сергей. — Барабан был плох, барабанщик — бог… — напел он вполголоса. И добавил: — Мариночка, ты и из пустоты должна извлекать тему. Например, таинственные пустоты, через которые люди путешествуют из одного мира в другой, параллельный.

И сам удивился:

— А круто я придумал, однако.

— Это всё не то, господа! — Виктор Николаевич начинал сердиться. — Что вы как дети, ей-богу! Нужен такой информационный повод, что нашу газету просто вырывать будут из рук, киоски сносить, как ураганом.

— Так про ураган и можно написать, — не унимался Серега. — Типа он всё порушил, порвал провода, вызвал наводнение. Семеро утонуло, нет, лучше семьдесят восемь человек утонуло, народ верит, когда цифры точные, остальные пропали без вести…

— Ой, как их жалко, — чуть не прослезилась Лидочка. — И никого не нашли?

Сергей покрутил у виска пальцем, и все рассмеялись.

Когда с грохотом упал стул, резко отодвинутый Светланой Петровной, никто ничего не понял. Потом все удивленно уставились на Свешникову. Лицо ее пылало, она была явно чем-то взволнована. — Боже мой, — справившись наконец с дрожью в голосе, негромко произнесла она. И повторила: — Боже мой… Вы хотя бы слышите себя?! Люди! Дорогие мои, родные… Ну как же так можно? — она обводила глазами сидящих в комнате, будто видела каждого из них впервые.

Все смотрели на нее с непониманием и нараставшим удивлением.

— Мне никогда в жизни не было так страшно и так противно, как в последние полчаса. Здесь. В поисках информационного повода. Как. Вы. Так. Можете? — проговорила она раздельно, делая ударение на каждом слове. — Да люди ли вы вообще?

— Ну, Светлана, э-э, Петровна, — зачем же вы так, — попытался урезонить сотрудницу главный редактор. — Вы же взрослый человек и должны понимать…

— Понимать, — прервала его Свешникова. — Понимать? Виктор Николаевич, по-вашему получается, информационным поводом может стать всё что угодно. Выдуманные истории, высосанные из пальцы факты, главное — погорячее, чтобы кровь будоражили, воображение, чтобы крышу срывало, чтобы как можно неправдоподобнее… Мало вам того, что есть в реальности? Насилуют, детей крадут на органы, убивают по пьянке ни за что друг дружку, новорожденных младенцев бросают чуть не на улице… Самолет разбился, а мы рады — «информационный повод». Автобусы на дороге лоб в лоб? ЗдОрово! Сколько пассажиров погибло? Двадцать?

Жалко, маловато будет. Лучше бы побольше. Но все равно хорошо — есть о чем долдонить несколько дней.

— Да что вы себе позволяете, уважаемая? — попытался возмутиться шеф. — Уважаемая? Да кого вы уважаете, господин главный редактор? Вы давно забыли, что это такое! Вы забыли, что жизнь состоит не только из зла, насилия, негатива, хотя их и много. Их много, а мы еще множим. Не хватает жареных фактов? Не беда, нажарим. Для того и человек в штате — по судам ходить. Зато рейтинги высокие, тиражи.

Главный редактор снова ринулся в атаку: — А вы-то сами, Светлана Петровна, вы что, чистенькая, лучше всех? Вы — самая порядочная? Мессия? Святая? Вам кушать не надо? Вы сами пришли сюда работать, никто вас силком не тащил.

Все притихли, наблюдая за происходящим и не решаясь вмешаться теперь уже в разговор двоих.

— Да, Виктор Николаевич, сама пришла, грешна. Кризис, с работой туго, вот и пришла. Думала, смогу, пересилю себя. А здесь такая клоака…

— Да как вы смеете называть клоакой газету! — взвился в праведном гневе шеф. — Да ее десятки тысяч читают. И это сделал я, Жемчугов! — Жемчугов, говорите, — с иронией произнесла Светлана Петровна. — Какой же вы Жемчугов, Виктор Николаевич?

Главред смотрел на сотрудницу с нарастающим беспокойством, не зная, чего ждать от нее еще.

— А я вас помню совсем под другой фамилией.

Все замерли.

— Павсикакиев, кажется?

Лидочка, по обыкновению своей наивной непосредственности, хихикнула было, услышав смешную фамилию, но тут же спохватилась — глаза шефа вдруг налились кровью, а шея пошла пятнами.

— Да-да, старинная русская фамилия Павсикакиев, которую носили ваши предки, думаю, носили с гордостью, а вам она показалась неблагозвучной. Журналисту с такой фамилией карьеры не сделать, решили вы, и в одночасье стали Жемчуговым.

В кабинете повисла тишина, которую, кажется, можно было пощупать. Только Анечка, часто дыша, переводила взгляд своих кукольных глазок с обожаемого шефа на эту сумасшедшую, как она уже окрестила Светлану про себя.

— Да бог с ней, фамилией, ладно, грех невелик. Есть и настоящие.

Она помолчала.

— Вы помните, Виктор Николаевич, далекий город в Сибири, куда вас после учебы распределили? А девчушку-машинистку в той газете помните? — спрашивала женщина, не ожидая ответов. — Ей было семнадцать, молоденькая совсем. Стаж зарабатывала, чтобы поступить потом в университет. Ей так хотелось стать журналисткой, может, не такой известной, как вы, но честной, порядочной. Ведь тогда верили печатному слову. Помните?

Виктор Николаевич с трудом вспомнил, что действительно после защиты диплома его отправили в какую-то Тмутаракань и он пробыл там что-то около года, пока его родители не подсуетились и не пристроили в столичную газету. Но это было так давно. Больше двадцати лет прошло. Поднапрягшись, он даже вспомнил, пусть и смутно, ту девочку, с такими же большими серыми глазами, как у Светланы. Точно, была там машинисточка, с простым таким именем, то ли Катя, то ли Валя… Когда он заходил в машбюро, занося текст, она всегда смущалась, краснела и смотрела с любовью. Грех было не воспользоваться. Он вроде поухаживал за девчонкой немного, попровожал, пару раз даже ночевать у нее оставался, когда одна была дома.