О видах на урожай, альфа-самцах и кусочке счастья (сборник)
Шрифт:
Воображала, сразу сделал вывод Лео о девчонке, и даже не задумался, что это словечко тоже попало в его лексикон из дедушкиного.
А теперь оказывается, что она не только воображала. «Да она… она… — не мог подобрать слов Иван, — хуже горькой редьки!» Еще бы! Ведь эта рыжая штучка отбирает у него друга.
Кстати, о друге. Он совсем сник в ожидании вердикта своего приятеля. Ладони его вспотели, руки мелко подрагивали, а как стучит сердце, было слышно даже в метре от него… Лео стало жаль товарища, похожего в эту минуту на мямлю и размазню. (Опять этот дед!) Вообще-то Марк — очень смелый и решительный. Однажды, когда они летали вместе наперегонки по ближней
— Знаешь, — пересиливая себя, как можно веселее, улыбаясь, произнес Иван, — я за тебя рад, дружище! — и для убедительности хлопнул Марка по плечу.
Тот с недоверием глянул на Леонарда: правда ли? Но Лео, призвав на помощь все свои артистические способности, постарался придать лицу выражение искренности самой высшей пробы, чтобы друг не заподозрил вдруг его в не совсем правде.
Марк наконец, первый раз за встречу, улыбнулся. Несмело, еще до конца не веря, что друг одобрил его выбор. Он воодушевленно произнес: — Она тебе понравится. Вио, она такая… такая…
Вид у приятеля стал еще более глупым, промелькнуло у Лео. Теперь к нему добавился еще и восторг при одном упоминании имени предмета своего обожания. — Только давай договоримся, Марк, — как можно мягче сказал Лео. — Ты говоришь про свою Рыжую… то есть Виолетту не чаще двух раз за час, — и посмотрел на совершенно счастливого друга: нет, столько он точно не выдержит. — Ладно, за полчаса…
Сказал, а сам подумал: как хорошо, что первым в любви к Вио признался Марк…
Только не это…
Подруги Марина и Наталья, женщины средних лет, сидят за столиком в кафе. Они уже пообедали и теперь наслаждаются кофе и разговором.
— Еду на днях в маршрутке, — это Марина рассказывает. — Девица одна, ну, ты знаешь этих, с куклобарбишной внешностью и такими же мозгами, громким, на весь салон, шепотом возмущается в трубку: «Да ты что? А он? А ты что сказала? А он что ответил? Честно? Не может быть! Какой ужас!»
Ну, мы, пассажиры, естественно, в свидетелях этого содержательного разговора о «глобальном». Деваться-то некуда.
Я, конечно, не прислушивалась, но вот это меня откровенно рассмешило: «Прямо так и сказал: ты бы хоть яичницу научилась готовить? Какой хам! И это после того, как ты отдала ему всю свою молодость и красоту?! Какой кошмар!»
— Да, действительно ужас и кошмар, — согласилась с улыбкой Наталья. — После такого надо сразу заявление в Страсбургский суд подавать, чтобы защитил поруганную честь и достоинство…
Марина тоже улыбнулась, но чуть грустновато. Чувствовалось: ее явно что-то тревожит.
— К слову о кошмарах и ужасах. Знаешь, Наташ, меня последнее время мучает один сон. Он повторяется снова и снова, в разных вариациях, но от этого не становится более веселым, — произнесла Марина.
— Я не разбираюсь
— Хорошо. Я расскажу тебе о сегодняшнем. Он был таким реальным и… страшным в своей реальности. Меня, если честно, до сих пор потрясывает.
Марина ненадолго задумалась, словно эмоционально настраиваясь.
— Я вижу, как по дорожкам огромного парка бредет женщина. Странноватая: в синих шлепанцах на босу ногу, в каких-то жутких попугаечно-пестрых лосинах и в застегнутом на все пуговицы плаще непонятного цвета. У нее растрепанные волосы. А лицо… оно какое-то неестественно бледное, как будто никогда не видело солнца. Как у вампиров в фильмах. И глаза… огромные, черные… и словно прямо в душу твою смотрят. Жуткое зрелище! — Марина даже плечами передернула, будто увидела наяву ту, что описывала.
— Женщина эта погружена в себя… и идет как сомнамбула, словно она — одна на всей земле. Я слышу, как под ее ногами рассыпаются в прах листья. Красные, желтые, багряные… Вижу, что ее глаза машинально ищут среди них кленовые. Я откуда-то знаю, что они нравятся ей больше всего и что маленькой она собирала их для гербария… и упорно пришивала к альбомным страницам не по одному, как другие, а по несколько штук.
Но здесь их почему-то нет, и я чувствую, что ее это тревожит.
Вот женщина сворачивает в боковую аллею, еще немного проходит и, будто разом вдруг обессилев, присаживается на первую попавшуюся скамью. Кругом люди, но они не обращают на нее ровным счетом никакого внимания. Молодежь пробегает мимо с заткнутыми музыкой ушами. Мамаши и бабушки неторопливо гуляют по парку с детишками. Некоторые отдыхают на скамьях — их здесь много вдоль дорожек.
А день такой славный, теплый, умиротворяющий, всё вокруг мягким золотым светом окутано — такие случаются бабьим летом. Женщина подставляет солнцу лицо с закрытыми глазами. И я точно знаю, что она так же любила делать в детстве.
Кажется, она спокойно дремлет. Но так лишь кажется: даже сквозь закрытые глаза в ней ощущается мощная внутренняя жизнь. Ее веки нервно подергиваются, будто перед взором проносятся пугающие картины.
Наверное, что-то из увиденного показалось женщине особенно страшным. Она вздрагивает всем телом и резко открывает глаза. Почти черные из-за огромных зрачков, они с удивлением взирают на окружающие ее деревья, людей, на высотки зданий. Все ее существо — как один большой вопрос: ГДЕ Я?
В этот момент я понимаю, что со мной, помимо моей воли, происходит что-то непонятное… Я — больше не просто наблюдатель… Вдруг приходит понимание: я слышу ее мысли… И эти мысли — мои. Знаешь, во сне бывает такое: вроде бы тот, кого ты видишь как бы со стороны, совсем не похож на тебя, но ты понимаешь, что это — ты, твое второе «я», твоя сущность.
Так же было и здесь.
Женщина (или я?) силится и не может понять, как оказалась в этом месте. Она не помнит, как сюда пришла. Вглядывается и не узнает города, что шумит своей жизнью по ту сторону кованой ограды. Как ее сюда занесло? Этот вопрос мучительно бьется в голове, отдавая в виски. Она трет их, надеясь, что это нехитрое движение заглушит боль и рассеет зыбь неопределенности.
Не помогает.
Между тем трансформация со мной происходит дальше. Теперь уже я не только знаю, о чем думает эта странная женщина, я осознаю, что она — это я. Но всё, что я вижу, это как в современном кино три или сколько-то D. То есть и ощущения изнутри, и взгляд извне, и еще микс того и другого… В общем, такой вот мистический винегрет.