О водоплавающих

О'Брайен Флэнн

— Кишка тонка, — не растерялась Добрая Фея.

Пука предостерегающе протянул свою когтистую лапу и с присвистом выпустил воздух из волосатых ноздрей.

— Умоляю вас, джентльмены, — сказал он, — прекратите эти никому не нужные препирательства.

— Вот, значит, зачем ты забрел в этот лесок, — сказал Коротышка. — Так почитай нам новые стишата. Давай валяй.

Хмурая морщина на челе поэта разгладилась.

— Что ж, почитаю, коли вам так хочется, — сказал он.

— Не каждому дано декламировать стихи, — заметила Добрая Фея. — Уже само по себе это великое искусство. Рецитация, так это называют в Лондоне.

— Не

обращай внимания, — сказал Кривая Пуля. — Поехали. Раз, два, три...

Кейси театрально взмахнул рукой и начал читать свое сочинение жестяным, негнущимся голосом:

Вперед, вперед, юнцы и девы,Пусть грозен шквал и ветер лют,од звуки моего напева:Господень дар — рабочий люд!Вы, господа из благородных,Пускай и ваш почетен труд,Но нет в вас качеств тех природных: Господень дар — рабочий люд!И в голубой голландской дали, И в дальней Бирме, там и тут, Вы б эту песню услыхали: Господень дар — рабочий люд!Он вышел и умом, и статью, Трудяга — не лентяй, не плут, Крепко его рукопожатье — Господень дар — рабочий люд!Вы, леди всякие и лорды, Вас наши беды не гнетут, Но мы вам заявляем гордо: Господень дар — рабочий люд!

— Что за человек! — воскликнул Кривая Пуля. — Душа-человек. Грандиозные стишки!

— Браво, — вежливо откликнулся Пука.

Кейси жестом попросил слушателей умолкнуть, а затем взмахнул обеими руками и воскликнул:

— Последний стих. Ну-ка, все вместе, ребята!

Рабочий люд, рабочий люд, Да здравствует рабочий люд, Пока есть охота, работай до пота, Господень дар — рабочий люд!

— Душа-человек! — повторил Кривая Пуля. На пропитанной солнцем поляне, окруженной диким непроходимым лесом, раздались его громкие аплодисменты, моментально подхваченные остальной компанией.

— И они еще называют это балладой, — заметила Добрая Фея и, обратившись к Пуке, спросила: — Ты читал когда-нибудь балладу об отце Гиллигане?

— Наверняка это Промежуточная Книга, — ответил Пука, — боюсь, я никогда не читал ее. К несчастью, я закончил школу на Третьей Книге.

— Прекрасная, исключительно духовная вещь, — сказала Добрая Фея.

— Рабочий человек! Нет, каково? — произнес Коротышка, который успел подняться с земли и стоял отряхиваясь.

— Теперь, после того как мы с наслаждением выслушали стихи мистера

Кейса, наверное, пора трогаться, — сказал Кривая Пуля.

— Куда трогаться? — спросил Кейси.

— Мы идем хорошенько отпраздновать одно дельце, — ответил Коротышка, — так что набивай-ка карманы, приятель, и топай за нами. Плоды земли, сам понимаешь.

Путники медленно двинулись вперед, причем поэт оглянулся, чтобы бросить прощальный взгляд на рощу, где он еще совсем недавно сидел, окруженный синклитом лудильщиков, жестянщиков, карточных шулеров, ростовщиков, нищих, мусорщиков и прочей публики самого последнего сорта, читая и распевая лучшие творения из своей изысканной лирики.

— Эй ты, там, в кармане, — вопросил поэт, — летать умеешь?

— Может быть, и умею, — сдержанно ответила Добрая Фея.

— Тогда будь другом, слетай к моей женке, скажи, чтобы к ужину меня не ждала. Не слабо?

— За кого ты меня принимаешь? — сказала Добрая Фея тоненьким брюзгливым голоском. — Уж не за почтового ли голубя?

— Если хочешь, чтобы он взбеленился, — сказал Коротышка, — назови его хорьком. Когда я так его называл, он был готов с потрохами меня съесть.

— Могу я вас спросить, мистер Кейси, — проворно встрял в разговор Пука, — как вы полагаете, моя жена действительно кенгуру?

Поэт изумленно воззрился на него.

— Бога ради, что вы имеете в виду, подкидывая мне такие вопросики, а? — спросил он.

— Просто я размышлял над этим, — ответил Пука.

— Кенгуру? Да я ее в глаза не видел, откуда мне знать, кто она такая, — может, помесь бульдога с канарейкой? Так вы хотите сказать, кенгуру — сумчатое животное?

— Кейси знает, что говорит, — вмешался Кривая Пуля. — Точно, сумчатое.

— Помолчите минутку, — быстро проговорила Добрая Фея, — я вижу человека на дереве.

— Где? — спросил Коротышка.

— Далеко, тебе не увидать. А я все вижу насквозь.

— Скажи мне, Бога ради, что значит сумчатое? — спросил Пука.

— Я не совсем ясно его вижу, — продолжала Добрая Фея, — между нами лес и примерно на полмили. Что же касается сумчатых, то это научное название животных с мешком на брюхе, в котором они носят свое потомство.

— Будь у тебя крылья, — сурово произнес поэт, — слетала бы да разглядела его хорошенько, чем сидеть в кармане и разглагольствовать про то, чего все мы видеть не можем.

— Если сумчатое и значит существо с сумкой, — учтиво вмешался Пука, — то в чем же разница? Разве слово «кенгуру» не дает более ясную картину?

— За кого вы меня принимаете? — спросила Добрая Фея. — Уж не за воздушного ли змея? Разница между сумчатым и кенгуру в том, что первое обозначает род, а второе — вид, то есть первое — это понятие общее, а второе — частное.

— Вряд ли, сдается мне, там, на дереве — кенгуру, — сказал Кривая Пуля. — В наших краях кенгуру по деревьям не лазают.

— Вполне вероятно, там, на дереве — моя жена, — сказал Пука. — Она у меня совсем как птичка, усядется на помело да как полетит! Могла в два счета нас обогнать.

— Кто, скажите мне, ради Бога, когда-нибудь слышал, чтобы птички на помеле летали? — спросил Коротышка.

— Я и не говорил, что моя жена — птица.

— Похоже, парень-то прав, — поддержал его Кривая Пуля.

— Отлично, — недовольно фыркнула Добрая Фея. — Выходит, я уже человека от птицы отличить не могу. Ну что ж, птица так птица. Синица или какой-нибудь вьюрок.