О, я от призраков больна
Шрифт:
Определенно стоит уделить им внимание.
А потом, остается еще Дед Мороз. Сумел ли он, несмотря на толпу, тайком пробраться в дом? Принес ли он мне стеклянные реторты и мензурки, о которых я просила, — все эти милые колбы и воронки, чаши и пипетки, упакованные в солому и аккуратно завернутые, касаясь хрустальными щеками друг друга? Они уже наверху, в моей лаборатории, сверкающие в зимнем свете, ожидающие только прикосновения моей руки, чтобы пробудить их к бурлящей жизни?
Или старый дед, в конце концов, и правда не более чем жестокий миф, как утверждают
Я очень надеялась, что нет.
Потом мне внезапно пришло в голову исключительное доказательство, начинающееся с буквы «К», и это не калий.
Мои мысли были прерваны взрывом смеха в соседней комнате, и через секунду явились Фели и Даффи с полными руками ярких пакетов.
— Отец сказал, что все в порядке, — сказала мне Даффи. — Рождество ты пропустила, а мы обе умираем от желания увидеть, что подарила тебе тетушка Фелисити.
Она уронила мне на ноги сверток из чего-то, подозрительно напоминавшего пасхальную бумагу.
— Давай, открывай.
Мои ослабевшие от любопытства пальцы взялись за ленточку, надорвав бумагу у края пакета.
— Дай сюда, — сказала Фели. — Ты такая неуклюжая.
Я уже почувствовала сквозь пакет, что там что-то мягкое, и списала этот подарок со счетов. Все знают, что по-настоящему хорошие подарки всегда твердые на ощупь, и, даже не открывая пакет, было ясно, что тетушка Фелисити — никчемный человек.
Я отдала пакет без звука.
— О, посмотри! — воскликнула Фели с поддельным энтузиазмом, отбрасывая бумагу. — Верх от пижамы!
Она приложила шелковый ужас к груди, словно модель. Вышитая набивными ромбами, эта гадость напоминала выброшенный из китайской джонки спасательный жилет.
— Этот желтовато-зеленый оттенок будет прекрасно сочетаться с твоим цветом лица, — сказала Даффи. — Хочешь примерить?
Я отвернулась к спинке дивана.
— Следующий от отца, — сказала Фели. — Открыть?
Я потянулась и взяла маленький пакетик из ее рук. На открытке было написано:
Флавии
От отца
С Рождеством!
И нарисована малиновка на снегу.
Бумагу я развернула легко. Внутри была маленькая книжка.
— Что это? — требовательно спросила Даффи.
— «Анилиновые краски в печати британских почтовых марок: химическая история», — прочитала я вслух.
Дорогой мой отец. Мне хотелось плакать и смеяться.
Я показала Даффи книгу, заставляя себя вспомнить, как взволнована я была, когда впервые прочитала о том, что великий Фридрих Август Кекуле, один из отцов органической химии, изначально провидел четырехвалентный атом углерода, когда возвращался домой из Клэпхема на запряженном лошадью омнибусе. Голос кондуктора объявил: «Клэпхем-роуд!» — и прервал ход его мысли, и он забыл о своем озарении еще на четыре года.
Кекуле ассоциировался с чернилами для печати, не так ли? Разве его друг Хьюго Мюллер не работал в «Де-ла-Рю», [44] типографии, печатавшей английские почтовые марки?
Я отложила книгу в сторону. Разберусь с путаницей
— Это от меня, — сказала Фели. — Открывай. Осторожно, не сломай.
Я аккуратно сняла бумагу с плоского квадратного пакета, по первому прикосновению догадавшись, что внутри пластинка.
44
«Де-ла-Рю» — британская компания, основанная в Лондоне в 1821 году и существующая поныне, один из крупнейших в мире производителей ценных бумаг (банкноты, паспорта, водительские права и другие документы) и банковского оборудования. В прошлом также печатала почтовые марки и в 1860–1914 годах была практически монополистом в Британии, ее колониях и еще почти двухстах странах.
Так и оказалось: токката Пьетро Доменико Парадизи из его сонаты ля-мажор в исполнении несравненной Эйлин Джойс.
С моей точки зрения, это величайшее музыкальное произведение, сочиненное с тех пор, как Адама и Еву выставили из рая, мелодия, журчащая, танцующая и несущаяся, будто радостные атомы натрия или магния, когда они попадают в мензурку с соляной кислотой.
Фели иногда играла токкату Парадизи по моей просьбе, но только когда не злилась, так что мне нечасто доводилось ее послушать.
— С-спасибо, — произнесла я, почти лишившись слов, и увидела, что Фели приятно.
— Теперь мой, — сказала Даффи. — Мелочь, но большего ты не заслуживаешь.
Еще один плоский тонкий пакет, перевязанный бечевкой, и надпись: «Ф. от Д.».
Это оказалась стальная гравюра, приклеенная к кусочку картона и изображающая алхимика за работой посреди мензурок и графинов, лабораторных стаканов и реторт.
— Я вырезала ее из книги у Форстеров, — сказала Даффи. — Они сроду не заметят пропажи. Единственные книги, которые они открывают, — это «Библиотека бадминтона», книги по рыбной ловле, охоте и тому подобное.
— Так мило, — произнесла я. — Красивая. Я попрошу Доггера повесить ее в рамочку.
— Если они обнаружат, что она пропала, — продолжила Даффи, — я скажу им, что это ты сперла. В конце концов, зачем мне нужен вонючий старый алхимик?
Я показала ей язык.
Следующий пакет был от миссис Мюллет.
Варежки.
— Она сказала, они потребуются тебе для обмороженных пальцев.
— Разве у меня пальцы обморожены? — удивилась я, вытягивая руки, чтобы рассмотреть получше. — Немного щиплет, но выглядят они, как раньше.
— О, погоди, — сказала Фели. — Еще двадцать четыре часа, и они начнут чернеть и отваливаться. Тебе придется прикрепить крюки, правда, Фели? Пять маленьких симпатичных крюков на каждой ладони. Доктор Дарби сказал, что тебе повезло. Качество протезов за последние годы стремительно улучшилось, и ты, наверное, даже сможешь…
— Прекрати! — завопила я, поднеся к глазам дрожащие руки.
Мои сестрицы обменялись взглядом, значение которого я когда-то знала, но теперь даже ради спасения жизни не смогла бы вспомнить.