Оазис
Шрифт:
Ноа, фыркнув, перебил его:
– Я так и полагал. Хэнкс так любит писать записки, что способен извести все леса в штате Вашингтон.
Хейнман снова улыбнулся, на этот раз несколько натянуто.
– Это правда, и я прекрасно знаю, что Хэнкс – высокопарный осел, однако при всем том он неплохой администратор. Я решил сделать остановку здесь по пути в Нью-Йорк и выслушать вашу точку зрения.
Ноа пожал плечами:
– Моя точка зрения предельно проста. Я возражаю против того, чтобы уделять повышенное внимание знаменитостям в ущерб другим пациентам. Для меня простые смертные не менее важны.
– Очень бескорыстный взгляд на вещи, тут я с вами согласен,
– То же самое говорил мне Хэнкс, – произнес Ноа угрюмо. – Но когда я выбрал для себя эту область медицины, то сделал это не для того, чтобы лечить исключительно людей, которые настолько пресытились деньгами и славой, что прибегают к наркотикам.
– Позвольте мне кое-что для вас прояснить, – сказал Хейнман сурово. – Я не содержу благотворительных заведений. Многие центры для лечения наркоманов получают субсидии того или иного рода. Любые финансовые потери, которые терпит Клиника, приходится покрывать мне самому.
Сьюзен уже не могла больше сдерживаться:
– Если вы так к этому относитесь, мистер Хейнман, зачем вам вообще понадобилось браться за создание Клиники?
Он взглянул на девушку в крайнем изумлении, словно забыл о ее присутствии или был поражен ее бесцеремонностью. Прежде чем он успел что-либо ответить, раздался осторожный стук в дверь и вошел официант с подносом.
Хейнман мог бы использовать эту заминку как предлог, чтобы проигнорировать вопрос Сьюзен, но как только за официантом закрылась дверь, он перевел взгляд на нее:
– Хорошо, я отвечу вам, мисс Ченнинг, хотя и не считаю себя обязанным это делать, поскольку речь идет о вещах, которые вас совершенно не касаются. Но я хочу, чтобы и доктору стали понятны мои мотивы. – Сделав паузу, Хейнман проглотил кусочек гамбургера и отпил глоток молока, после чего аккуратно вытер губы салфеткой. – Я открыл Клинику вовсе не по той причине, о которой вы, вероятно, подумали, – будто бы я сколотил себе состояние на торговле наркотиками и теперь хочу искупить прошлые грехи. Да, да, – на губах его промелькнула улыбка, – до меня доходили такого рода слухи, и я даже не стану брать на себя труд их опровергать. Узнавать грязные сплетни о себе – обычное дело для человека моего положения. Мое богатство далось мне нелегко. Мне удалось выбраться из самой беспросветной нищеты, и все лишь благодаря упорному труду, а также тому обстоятельству, что я оказался более ловким и безжалостным, чем те люди, с которыми мне приходилось иметь дело за эти годы.
Он снова сделал паузу, чтобы проглотить еще кусочек.
– Восемь лет назад моя жена, с которой я прожил двадцать лет, умерла ужасной и преждевременной смертью. После этого я некоторое время не мог прийти в себя. Я много пил, а когда спиртное перестало приносить мне то забвение, которого я искал, то стал прибегать к кокаину, даже героину. Год спустя я оказался в жалком состоянии, однако у меня хватило здравого смысла, чтобы понять – пора остановиться. Мне никогда даже в голову не приходило, что я уже не могу остановиться сам, по собственной воле. Потребовалось немало времени и еще больше душевной борьбы, чтобы осознать необходимость помощи со стороны. Мне, Карлу Хейнману, который никогда и ни к кому не обращался за помощью!
У него вырвался горький смешок.
– Что ж, на сей раз мне пришлось это сделать. Я обратился за советом в один из медицинских центров, к человеку, который был чем-то очень похож на вас, доктор Брекинридж.
– Вряд ли это можно назвать чудесами, – возразил Ноа. – И далеко не всегда мы в состоянии помочь. Многие из наших пациентов снова возвращаются к наркотикам, и это бывает чертовски досадно.
– Я полностью отдаю себе в этом отчет, но ваш труд заслуживает самой высокой оценки. Я внимательно следил за вашей работой и знаю, что у вас гораздо меньше рецидивов, чем у большинства других врачей.
– И все же меня раздражает то, что приходится уделять так много времени высокопоставленным пациентам.
– Не будь их, у вас бы вообще не было ни времени, ни возможности заниматься лечением людей менее удачливых. Надеюсь, вы это понимаете, доктор?
Ноа вздохнул и отодвинул тарелку. Они уже покончили с едой.
– Да, конечно, умом я это понимаю, но все же сама эта мысль мне претит. И помяните мои слова, мистер Хейнман… – Голос его неожиданно обрел силу. – Рано или поздно в Клинике произойдет какой-нибудь срыв.
Хейнман приподнял брови.
– Срыв? – переспросил он.
– Да, вроде тех двух, которые имели место еще до моего появления в Клинике. Только в следующий раз все может обернуться хуже, гораздо хуже, и это принесет нам дурную славу.
– Что заставило вас прийти к такому мрачному выводу?
– Дело в том, что некоторые пациенты, помещенные к нам за последние год или два, были, если можно так выразиться, совершенно неуправляемыми. Прежде большинство тех людей, которые страдали пристрастием к кокаину, даже к героину и обращались к нам за помощью, после первого периода отвыкания от наркотиков вели себя довольно смирно. Даже алкоголики после первых приступов белой горячки чувствовали себя настолько ослабленными, что не поднимали лишнего шума. К несчастью, теперь все обстоит иначе. Те, кто проходит у нас лечение, до такой степени накачаны наркотиками самого разного рода – кокаином, стимуляторами, ЛСД, «ангельской пылью», [7] – что их поведение совершенно непредсказуемо и их чертовски трудно держать под контролем.
7
«Ангельская пыль» – распространенное в США название фенциклидина, одного из опаснейших наркотиков.
– Тогда я предложил бы вам, доктор, взять эту задачу на себя, – произнес Хейнман спокойно, однако в его голосе явно чувствовался оттенок предупреждения.
Когда они спустились вниз и подошли к главному входу в Загородный клуб, Сьюзен неожиданно рассмеялась. Ноа, который все еще кипел гневом после плохо завуалированной угрозы со стороны Хейнмана, хмуро взглянул на нее:
– Что тут такого забавного?
Все еще смеясь, она повела вокруг себя рукой.
– Мы пришли обедать сюда, в самое изысканное заведение во всем Оазисе, к тому же самое дорогое, и чем же он нас накормил? Гамбургерами – не более и не менее! Сначала мне так не показалось, но Хейнман действительно весьма эксцентричный тип.