Оазис
Шрифт:
– Ренива!
– позвала я.
– Я здесь, - донеслось справа. Я потащилась туда.
Ренива хлопотала над Колем.
– Я позаимствовала у одной из воительниц плащ. Надо его завернуть и идти к нашим. В любом случае тут оставаться нельзя. Аминтот скоро очнется, и мне хотелось бы быть в это время в своей компании.
– Как он?
– спросила я.
– Плохо. Но точнее сказать не могу. На диагностику нет времени. А вот второму точно не поможешь. Там, дальше за шатром… Тоже избитый… До
– Ладно, - сказала я.
– Его тоже берем с собой. Надо хоть похоронить по-человечески… А еще кто-нибудь есть?
– Нет, - покачала головой Ренива, и помялась, словно не зная, говорить или нет… - Знаешь, Арье, по-моему, она их съела… Там две клетки. Но никого нет. А, судя по обычаям Дагайры, в песок они вряд ли стали бы кого-то закапывать…
– Тварь!
– тело Аминтот на моем плече стало как будто легче, потому что меня переполняло желание со всей силы шарахнуть ее об землю. И я ее бросила. Потому что надо было позаботиться о теле безымянного дракона, погибшего в неравной схватке с дагайрскими традициями. И именно его я донесла до нашего лагеря на своем плече. Аминтот я волокла по песку, ничуть не стесняясь долбить ее о встречающиеся на нашем пути каменные глыбы. Ренива на руках несла Кольдранаака.
В лагере нас уже ждали. Тульчиниззу хватило одного взгляда на Коля, чтобы указать на расстеленные на песке плащи. Ренива аккуратно положила Кольдранаака, стараясь не сделать ему больно. Он был без сознания и даже не стонал. На немой вопрос трех пар глаз она сказала:
– На грани.
Лельмаалат непроизвольно сжал руки в кулаки, и пока все остальные суетились возле Коля, помог мне сгрузить на песок мою ношу.
– Что это?
– спросил, указывая на два тела.
– Один из воспитанников… мертвый. Мы не стали его там оставлять.
– А другие были?
– Наверное, - тут я тоже задумалась, нужно ли это говорить. Но Лельмаалат вырос в Дагайре, для него такие обычаи не секрет. Да и все равно, рано или поздно он узнает, поэтому решилась.
– Их больше нет, Лель. Мы нашли только клетки.
– Судя по его лицу, остальное он додумал сам.
Он присел на корточки, распахнул плащ и застыл.
– Усьмилат? Туль, иди сюда, - позвал он друга.
Тульчинизз подошел и замер.
– Это она сделала?
– спросил он, глядя на меня.
– Я не знаю, - честно ответила я.
– Ну, конечно, она!
– воскликнул Лель, - с Колем тоже самое?
– спросил он у друга.
Туль кивнул.
Лель сжал кулаки.
– Аааааа!
– прокричал он. Потом его взгляд уперся в лежащее у моих ног покрывало.
– Арье! Это Аминтот?
– Да.
– Спит?
– Нет, обездвижена. В кандалах.
– Отлично!
– Лель размотал покрывало и с ненавистью взглянул в бесстрастное лицо Старшей Наставницы. Потом, недолго думая, сорвал с ее пояса кнут, резкими движениями замотал покрывало обратно и потянул его за угол прочь от лагеря
– Лель, может, не стоит, - Тульчинизз отмер и попытался его удержать.
Лель посмотрел на него
– Не мешай мне.
– Но Лель…
– Не лезь, я сказал! Это мое дело!
– Лель, ты хорошо подумал? Может…- я решила вмешаться, пока не совсем понимая, что он задумал.
– Арье!
– он обернулся, посмотрел на меня и сказал, чеканя слова.
– Я. Знаю. Что. Делаю.
Тульчинизз пожал плечами и вернулся к Колю, у тела которого суетились две княгини. А я устало опустилась на песок и стала смотреть, как Лель удаляется за ближайший бархан, оставляя после себя на песке широкий след….
За ним никто не пошел. Тульчинизз, Саграда и Ренива занимались Кольдранааком. А я, обнаружив неподалеку жаровню и заваренный чай, налила себе чашку. Села на песок и уставилась в звездное небо. На душе было гадко. Так как не было еще никогда. Очень плохо быть королевой, которая не успела. Нам только кажется, что у нас много власти, денег и большие возможности… А на деле, в таких вот ситуациях мы не намного успешнее простых людей…
Из-за бархана послышались женские крики. Но гуманных среди нас не нашлось. Не в привычках истинных воительниц проявлять снисхождение к своим врагам.
Через некоторое время Лельмаалат вернулся.
– Она мертва?
– спросила я.
– Захочет, выживет, - сказал он, отбросив алый от крови кнут, - а нет, - тут выражение его лица стало брезгливым, - сахарные пески Дагайры сполна впитают в себя ее кровь и слезы. Я старался… Я бы ее еще и сожрал, но не хочу портить свой род такими вот вливаниями силы…
Некоторое время мы молчали. Я пила чай, а он, тяжело дыша, стоял рядом. К нам подошла Саграда.
– Кольдранаак выживет. Но поправится не скоро.
– Что с заклинанием сна? Ее отряд долго будет спать?
– Скорее всего, до утра.
– Значит, время еще есть. Собирайтесь!
– сказал громко Лель, - мы сейчас вернемся. Арье, пойдем со мной.
– И он протянул мне руку.
***
Для начала я просто прижался грудью к ее спине. Мне надо было успокоиться. Забыть свою ярость и боль. Если бы я мог был сделал это еще раз и еще и еще… За Усьмилата, за Кольдранаака, за всех тех безымянных, которые страдали и умирали в угоду чужому самолюбию… О! Если бы я только мог! Я не плакал с четырех лет, со дня смерти отца, но сейчас я чувствовал, как мои глаза наливаются слезами бессилия.
Арье молчала, но я чувствовал, как напряжено в моих руках ее тело.
– Мне нужно тебе кое-что сказать.
– начал я. Я уже давно заметил, что несмотря на то, что я хотел и мог говорить то, что думаю, делать это было легче не видя ее глаз. Не потому что я боялся и не потому что не был в ней уверен, а потому что так моя душа говорила с ее, минуя ворота наших взглядов… - Арье! У меня почти нестерпимое желание разогнать весь этот серпентарий! Я их всех ненавижу! Что они с нами делают! Зачем? Неужели нельзя по-другому?