Об пол
Шрифт:
– Редко выходите?
– Ты долбоёб? Какое «выходите»? – зашипела одна из девушек.
– Да всё нормально, вы чего! Что, сейчас какие-то слова для меня новые изобретать?
Заулыбались.
– Да, редко. Повезло, квартира на двенадцатом этаже.
Свистнули.
– И как вы? Справляетесь?
– Куда я денусь.
Было время, когда не справлялся. Совсем. Да, Маус?
– Может, помочь чем-то?
Он задумался.
– Докурю – пакет поможете донести. Тяжёлый, сволочь. Если не трудно?
Переглянулись.
–
Парень с серебряной цепью, как бы невзначай блестевшей из-под воротника спортивной кофты, пригнул бритую голову, напряжённо взглянув на Мауса, и, уперев локти в колени, спросил:
– Доёбывается кто-нибудь?
– Да вроде нет.
– Я просто слышал. Бывают случаи.
– Не так часто выхожу, чтобы нарываться.
– А раньше нарывались? – с улыбкой спросила девушка в обтягивающих шортах. Маус как зацепился за эти шорты, так и не мог отлипнуть.
– Естественно, – по слогам ответил он, стряхивая пепел с сигареты. – Я раньше был самый борзой туристический агент на районе.
– Ну понятно.
Маусу досталась лишняя банка пива и отсыпь из огромной пачки крабовых сухариков. Он стал наблюдать, как розовеет небо. Логично, вышел ведь где-то в середине дня.
Он думал о том, что впечатления от каждого вечера и заката разные. И всё это в какой-то математической закономерности зависит от того, как именно он смотрит на свет. Если из окна, помешивая кофе, то он видит только, как комната тонет в синеватой темноте и единственным белым пятном остаётся сиплый телевизор.
А с темнотой приходит гадость.
Вот сейчас вечер выглядит очень даже ничего.
Пока он об этом думал – плавно и медленно продолжал разговор.
Ребята все были из одного колледжа. Учились на технических специалистов в области сельскохозяйственной техники.
Здание было в двух шагах, но Маус понял, что очень смутно помнит очертания этой коробки с тремя гипсовыми колоннами. Единственный её плюс был в густой стене тополей по периметру, под которыми пускали туман разнокалиберные студенты.
Сам он всегда ходил мимо, через череду ларьков с цветами и специями до автобусной остановки, и оттуда – в медицинский институт, на другой конец города. Быстро отщёлкивая ритм двумя огромными кедами. Уже не тягомотину, а какую-нибудь 'Bad Religion'. Или Jimi Hendrix.
Тяжело вздохнув, в последний раз захрустел сухарями, выбросил пустую банку в давно переполненную урну.
– Кто поможет встать, девушки?
Отозвалась та, что в шортиках. Маус довольно ухмыльнулся, как бы невзначай крепко обхватив её за талию, а в благодарность быстро и незаметно поцеловал в угол накрашенных губ. Ему стало весело.
– Вы чего там возитесь?
– Ловлю равновесие.
Дверь в подъезд была распахнута настежь, из неё неслись клубы строительной пыли и тихий разговор на фоне шума какой-то строительной всячины. Маус в качестве дани принёс двум рабочим в синих комбинезонах и с красными шеями солнечного света и ветра, размахивая
– Ох, ебать, мужик. Ты на каком этаже?
– На двенадцатом.
– И как?
– Мы его дотащим, если что, – сказал парень с цепью, размахивая продуктовым пакетом.
– Аккуратнее с кефиром, – успел сказать Маус, прежде чем его подхватили и начали восхождение.
– На шестом этаже кресло, кстати. Покурим.
– Хороший план!
Маус улыбнулся красному солнцу, когда те, кто его нёс, пробегали мимо одного из балконов. «Если честно – соскучился до безумия», – подумал Маус.
– Пришли! Хорошего вечера.
– И вам. Спасибо большое.
– Мы будем к вам приходить. Пока лифт не починят.
– Ну, я не вижу причин отказать. Только сильно не ломитесь.
– Тогда – до скорого. Не болейте.
Маус помахал рукой и принялся возиться с замками. Потом плюхнулся на кресло с колёсиками и, скрипя, тяжело покатился на нём на кухню. В кресле удобная яма, прямо под задницу. Только на нём в последнее время по квартире и перемещается.
Холодильник теперь напоминал картины импрессионистов – всё занято цветом, формой и образом. Маус налил себе кефира в кружку с отломанной ручкой и поехал на балкон – провожать вечер.
Тут у него всё схвачено. Ногу на коврик. Пушистый, уютный. Руку – на проигрыватель. Там пластинка: платиновые хиты Queen.
На полную громкость. И наблюдать. Он любит, чтобы всё было так. Громко, бурно, солнечно. Раньше не любил, а теперь любит.
Музыка отличная, и кефир – тоже (что удивительно).
«Всё хорошо», – внезапно осознал он. Даже не хочется залезать поглубже в подкасты, стримы и ленты. Слушать всё и сразу, перебирать и нервничать.
Хочется сидеть здесь и смотреть на солнце, которое уже почти зашло, глотая день и плюясь в Мауса спокойствием. Остались только облака цвета сахарной ваты, которую ты робко протягиваешь кому-то на первом свидании, небо и крыши панелек, на которых собрались птицы, чтобы обсуждать политические новости.
Хотя понервничать придётся – приятно и весело понервничать, набирая с дурацкой улыбкой номер. Но сначала он примет душ – из воды и остатков «Чивас Ригала». Чтобы потом звонить во всеоружии, развалившись на кровати в халате, под тихую музыку Jefferson Airplane.
Откуда у него «Чивас Ригал»?
Терапевт ведь притащил. Точно. Подарок за второй успешный год работы над личностью Мауса. Это было максимально иронично тогда, максимально иронично будет и сейчас.
Маус аккуратно расставил на стиральной машине вискарь, тарелочку с нарезанным лимоном, гранёный стакан (за неимением специального) – и, кряхтя, отвинтил два крана с блестящими отростками, замерев перед тем, как ухнуть в плещущуюся неизвестность. Так, наверное, чувствуют себя спортсмены перед гимнастическим прыжком. Только хуже, выпить-то не дают: сбивает телесные балансы.