Обалденика. Книга-состояние. Фаза четвертая
Шрифт:
– Никуда я не отправляюсь, – с усмешкой ответил старик.
– Это еще почему? – изумился воевода.
– Да не хочу я просто, – честно сказал Петя, продолжая улыбаться.
– Ну, смотри, старик!.. – сказал воевода грозно. – Пеняй на себя – я тебя вычеркиваю!..
И дальше отправился.
А старик по сторонам недоуменно оглянулся да к людям испуганным обратился:
– Куда это народ собирают? – спросил он. – И отчего все в печаль да отчаянье сразу впадают?
– Так ведь – к Предсмертному людей отлавливают, – зашептал ему кто-то на ухо. – На заклание
– К кому-кому? – удивился старик.
– К Кощею Предсмертному, – объясняли ему свистящим шепотом уже в другое ухо, – брату старшому Кощея Бессмертного. Уже столько веков умирает, поганый, да все никак умереть не может. Заклятье на нем такое особое – предсмертное, мученическое. И сдохнуть у него не получается, и для жизни он не годится – нет у него для этого силы жизненной. Так что он, проклятый, выдумал – силу эту из живых людей сосать. Для этого их и собирают. Дань ему такая особая, чтоб голод да мор на царство наше не насылал…
Неожиданно шум на площади раздался. К женщине, для Кощея отобранной, вдруг девочка из толпы кинулась. Прижимая одной рукой куклу тряпичную к груди, она другой колени мамки своей нашедшейся обхватила да лицом в живот ей уткнулась…
Кольнуло что-то старика прямо в сердце, комом под горло подкатило, только не дал он воли драконам чувств своих. Крутанул их вокруг себя да вместе с комом, в горле застрявшем, сглотнул сильно, горечь отчаяния в ярость внутреннюю превращая.
– Не годится так, – сказал он затем, толпу плечами решительно раздвигая. – По-другому будет…
Передумал я, – сказал он, воеводе путь преградив. – Пойду я к Предсмертному – вот заместо бабы этой и пойду. Записывай.
– Надо же! – искренне удивился воевода. – Вот уж точно говорят – какую глупость ни придумай, всегда найдется, кто ее сделает. Ты что, старик, дурак полный?
– Он самый, – согласился Петя. – Только не полный пока. Отпускай бабу с дитем.
Сидел нестарый старик Петя с товарищами по несчастью в темнице Кощеевой, сырой да мерзкой, глухой да безжизненной. Огромные каменья, толщины невероятной, отделяли их от воли сказочной. Томились они здесь не первый час уже, участи своей незавидной дожидаясь.
Сидел старик да думу неспешную думал.
– Ох, и далеко же, – думал он, – завели меня поиски Дурака. Неужто даже сюда я попал, чтоб его отыскать? Да уж, в неожиданных местах, надо сказать, Дураки порой прячутся…
– Вот это точно, – раздался в его голове голос насмешливый, – ты, Петя, даже представить себе не можешь, в каких невозможных местах порой обитает Дурак. Из каких щелей и отверстий он выглядывает, каким манером голос подать может.
– Вот как ты, например, да? – не без сарказма сказал Петя внутри себя же, чтоб окружение свое разговором странным не смущать. – Ты ведь тоже изо всех щелей сочишься, словно дух какой. Вот бы и мне такому делу бесплотному научиться, очень даже мне сейчас такая наука пригодилась бы…
– Так кто же тебе доктор, окромя тебя самого? – засмеялся голос. – Учись, стены – вот они, ну и сочись теперь сквозь
– Ты мне что – сквозь камни сочиться предлагаешь? – не поверил своим ушам старик. – Да возможное ли это дело – сквозь стены пешком гулять?
– Тут ты прав, Петя, – говорил голос тоном насмешливым, – сквозь стены особенно не разгуляешься, а вот сквозь знание свое о них – запросто. Стена, она ведь, что? Всего лишь знание она, силой внимания твоего скрепленная, энергия то бишь. Так приложи эту силу теперь к другому знанию, к тому, что тебе сейчас важнее, – и всего делов-то. Вспомни, в Царстве Драконов ты это уже делал с кандалами своими.
– Дык, там ведь все из краденой энергии сделано было. Стоило мне вернуть ее обратно – все и растаяло. Зато здесь по-другому – по-взаправдашнему, – сказал старик, вздохнув.
– Эх, Петя, вся цена этой взаправдашности – всего лишь знание твое осмысленное, – смеялся голос. – А ты просто разбери его на фрагменты бессмысленные, как не раз это у Ахлимика делал, а из бессмысленности такой – любой смысл, тебе нужный, и вылепи. Про то, например, что нет стен вокруг тебя. Просто поверни слегка калейдоскоп свой внутренний, есть в нем стена? – щелк! – и нет ее уже. Поверь, это совсем несложно, это каждый дурак сделать сможет.
– В том, что каждый Дурак это сделать может, – хмыкнул Петя, – я ничуть не сомневаюсь, но ведь не каждый этим Дураком стать может.
– Для того, чтобы стать Дураком, – терпеливо пояснял голос, – усилия не нужны. Усилия необходимы только уму, чтобы умным казаться, чтобы знание свое в образы незыблемые облекать. В образ стены, скажем. А ты просто вынь из этого знания образ, а потом и лепи из такого безобразия все, что захочешь, например, мир, в котором стен не бывает вовсе.
Умолк голос, а Петя посидел еще немного, об услышанном кумекая, а потом взял дракона неверия своего, добавил к нему дракона тоски безнадежной, скрепил все это дело драконом усталости – закрутил да в себя словно таблетку принял. Силу от этого сразу же ощутил немалую.
Уставился затем старик на стену глыбистую, слабым светом едва освещенную. Смотрел он на нее, смотрел, пока не поплыла она перед глазами его, в мозаику однородную превращаясь.
И в этот момент Петя будто и сам исчез – словно ни тела у него не осталось, ни мыслей, ни знаний никаких. Одно лишь желание страстное, немысленное – чтобы не было стены перед ним.
Вот вокруг желания этого и позволил старик реальности новой выстроиться. А как вернулся он в состояние свое обычное да перед собой глянул осмысленно, то глазам своим не поверил – и вправду не было одной стены в темнице каменной. Раздались рядом с ним возгласы удивленные да восторженные, обнялись узники от радости великой и на свободу, прочь из полона Кощеева устремились.