Обаяние амфибий

Шалыгин Вячеслав Владимирович

Я вздохнул и поднял щиток.

Девушка несколько долгих секунд смотрела мне прямо в глаза, а потом улыбнулась и произнесла:

— Суорвил, это ты? Я Нарипрель, помнишь меня?

Я удивленно вытаращился на грунмарку и отрицательно покачал головой. Объяснения происходящему у меня не было. В тот же момент боковым зрением я заметил движение на краю крыши противоположного дома. Грохот выстрела снайпера, скороговорка «ЗИГа» и крик Дуэро слились в один кошмарный аккорд. Стрелок медленно перевалился через край водостока и рухнул рядом с

замершей Стефанией.

Я отстранил с пути свою новую знакомую и подбежал к испанцу. Тот дрожал, кусая побледневшие губы и пытаясь зажать рукой огромную рану на левом плече.

— Стеф, перевяжи и вколи промедол, — приказал я, а сам принялся исследовать труп врага.

Черная одежда, шапочка-маска, несколько запасных обойм на поясном ремне, длинный десантный нож и хорошие полувоенные ботинки. Местный спецназ, не иначе. Винтовка у диверсанта была похлеще наших лазеров. Я открыл затвор и на лету поймал выскочивший патрон. Ручная зенитка, а не винтовка. Таким патроном только гусеницы танкам отстреливать, а не по пехоте лупить. Впрочем, мы в наших противопульных костюмчиках и есть сверхлегкие танки повышенной проходимости.

— Стальной сердечник, — раздался над моим плечом высокий голосок.

Я обернулся. Наприприль… черт, как же ее зовут… стояла рядом и внимательно разглядывала патрон.

— Возможно, — согласился я. — А ты откуда такие слова знаешь?

— Мой папа военный, — гордо вскинула она голову и уже тише добавила: — Был. Он, как и этот, не понял, что вам сопротивляться не надо и теперь… был…

— Мне очень жаль твоего отца, девочка, но… — Что «но», я не знал.

Труднее всего найти оправдание поступкам, которых ты не совершал.

— Что происходит, Суорвил? — Глаза Нарипрель наполнились слезами. — Я ничего не понимаю.

Я и сам не понимал. Во-первых, почему она это спрашивает и почему именно у меня. Во-вторых, почему она решила, что мы знакомы. И в-третьих, почему у меня так паршиво на душе?

14. Северо-восток. Четыре месяца назад

Вход в знакомый дворик был по-прежнему закрыт на старомодный засов. На мой стук сиренево-черный глаз камеры наблюдения повернулся на нужное количество градусов и замер, фокусируясь. Прошло минут пять, прежде чем скрипнула калитка и хмурый охранник, одетый в удобный полувоенный-полуспортивный костюм, впустил нас внутрь.

— Я знаю куда идти, — сказал я в ответ на указующий жест и усмехнулся.

Охранник пожал плечами и молча проследовал за нами до того места, где месяц назад Шахрин взял меня в плен. Здесь первого сопровождающего сменил второй, не менее хмурый и молчаливый. Он привел нас в тот самый кабинет, где Анна забивала голову подполковнику галактическим фольклором. Я сразу же плюхнулся в удобное кресло. Ходить рядом с Максом гораздо утомительнее, чем летать на нем. Бодрый кибер, или теперь уже — киборг (жутковато звучит для душки Макса, не правда ли?), встал лицом к лицу с проводником

и, улыбаясь, уставился ему в глаза.

— Ну, ну, — подбодрил он насторожившегося охранника, — давай, соври нам, что шеф на совещании в городе или вызван на Тихоокеанский флот для кормления боевых дельфинов.

Охранник молчал, но глаза его слегка забегали, а щеки покрыл едва заметный румянец.

— Мы будем ждать его вечно, родной, так что неси нам кофе и одновременно зови подполковника.

— Вечно ждать вас никто не заставляет, — раздался голос ввалившегося в кабинет Шахрина. — Что это за фрукт с тобой, Алекс?

— Новобранец со звездной болезнью. — Я улыбнулся. — У него от причастности к такому великому делу голова уже три дня не на месте. Здравствуй, подполковник.

— Здравствуй, зеленый человечек. Как дела? — в голосе Шахрина легко определялось напряжение. Он скрывал важную вещь и скрывал ее именно от меня.

Я решил не ломать комедию и оговорить все детали будущих взаимоотношений сразу.

— Давай проясним ситуацию, чтобы не подбирать слова, а разговаривать непринужденно. Твой трюк с «запеканкой» из Конструктора удался. Не знаю, где ты взял столько инопланетных микросхем, но в то, что этот жареный плевок и есть остатки Многоканальника, на Базе поверили. Все, кроме меня, как видишь…

— И меня, конечно, — встрял Макс, махнув рукой, как заядлый репер.

— Ты хочешь исправить ошибку вашей ударной группы? — Подполковник скрестил на груди огромные ручищи.

Я выдержал паузу, чтобы показать, что при виде его мослов ничем особым не проникся, и спокойно ответил:

— Я хочу устроиться на работу.

Шахрин выпучил глаза и, расслабившись, откинулся в кресле.

— Тебя уволили? — Он подался вперед. — Уволили из-за меня?

— Не совсем… — Я ответил неуверенно.

Пусть попереживает, что из-за него.

— Что не совсем-то?! Что не совсем?! Я же вижу! И на кого ты сейчас работаешь? Этот «крендель» с тобой для чего? Если напарник — значит, вы на службе. У кого?

— Это Макс, — ответил я на все заданные вопросы сразу.

— В каком смысле? — Шахрин, недоумевая, посмотрел на скучающего кибера.

— В том самом, генерал, — ответил за меня Макс. — Месяц назад я стоял у вас во дворе в виде «ракеты», как вы изволили выразиться. Ну, а теперь… скромные чудеса галактической техники. Прошу любить и жаловать.

— Значит, вы все еще в разведке?

— Нет, мы теперь в твоем распоряжении, с некоторой долей самостоятельности. Я же обещал, что чужаки уберутся с Земли?

Шахрин кивнул.

— А еще я обещал, что произойдет это с точностью до девяноста девяти процентов… Так вот, карантин на планету наложен жесточайший. Не припомню такого нигде. Но накладывала его Планетарная Разведка, так что… Мы остались как подстраховка карантина — наблюдать и делать выводы.

— Согласен, что и за хорошим забором стоит держать собаку. Вы оставите нам Конструктор?