Обаяние зла

Джонни Псих

Впрочем, долго оставаться в этом негативном эмоциональном состоянии, принявшем даже соматическую окраску, ему не пришлось. Из него его вывела Леночка своей новой историей, которую нужно было слушать и как-то на неё реагировать. Основная трудность Леночки, как она уже упоминала прежде, заключалась в новом начальнике, заставлявшем её работать. Леночка изображала досаду (Джонни уже давно привык к тому, что она скорее мастерски разыгрывает чувства, нежели их испытывает) по поводу неэффективности даже её «женских штучек». Видите ли, он так любит свою жену,- бесилась Леночка.

Джонни сразу представил себе, чем могла бы обернуться для начальника короткая интрижка с Леночкой.

Конечно же, его супруга, на чьей площади он жил (как уже упоминалось, он был приезжим), сама по себе бы ничего не узнала. Зато перед Леночкой открывались просто изумительные перспективы для шантажа! И тогда, вероятно, начальнику пришлось бы от неё откупаться, не говоря уже о том, что ему стало бы резко не до того, чтобы заставлять Леночку содержательно трудиться на работе.

Джонни также находил неуместным словосочетание «женские штучки» в данном контексте. Словно все женщины – шлюшки, склонные к манипулированию. Нет, как бы скверно ни складывались его личные взаимоотношения с женщинами, Джонни был всё же лучшего мнения о них как классе.

Тем временем Леночка продолжала. Она сетовала на то, что её начальник даже кофе сам себе делает. Мол, а то бы я его могла отравить, подсыпав ему яда. При этих её словах Джонни стало страшно. Нет, он, конечно же, понимал, что Леночка, с головой погрязшая в беспомощности собственного паразитизма, вряд ли сумела бы провернуть такое убийство на практике. Ведь для этого, как минимум, ей бы понадобилось сильнодействующее ядовитое вещество без вкуса, цвета и запаха. И где она его возьмёт? Купит в аптеке? Так это ещё нужно знать, что покупать! Потом, не факт, что такие вещи свободно продаются в аптеках без рецепта. Вот бы тогда суицидальные субъекты налетели!

Нет, для Джонни было ясно: Леночка не станет осуществлять такое на практике. Его пугала не возможность совершения Леночкой убийства своего начальника. Скорее, Джонни становилось не по себе от осознания того, как легко ей было бы убить человека, будь у неё такая практическая возможность. Навсегда прекратить его поток сознания, необратимо перечеркнуть все его мысли, надежды и мечты только за то, что пытался заставить её работать на работе.

Почему у Джонни сложилось такое впечатление? Леночка говорила об убийстве человека совершенно бесстрастно, так, словно предполагалось убрать с дороги ненужную вещь. Он уже знал, как отсутствие простых человеческих чувств позволяет ей легко выкидывать из своей жизни людей, утративших для неё практическую ценность. Теперь Джонни ощутил, как легко было бы ей выкинуть человека, вставшего у неё на пути, вообще из жизни, в смерть, в вечное небытие. И от осознания этого у него было странное, неприятное чувство, словно мурашки по коже.

Самому же Джонни хорошо было известно на собственном опыте практически прямо противоположное явление. Если Леночка легко выбрасывала из своей жизни людей, утративших для неё практическую ценность, то Джонни не мог даже выбросить лишние вещи. Сам он видел в таком своём поведении одну из сторон невроза навязчивых состояний. Джонни также не мог не подумать о том, что, вероятно, его склонность к накоплению хлама могла иметь наследственную природу. Ведь и его мама долгие годы жила, заваленная тряпками, которые никто никогда уже не будет носить; книжками, которые никто и никогда уже не будет читать; даже газетными вырезками, якобы представлявшими непреходящую историческую ценность для потомков. Даже когда стало уже совершенно ясно, что у Джонни никаких потомков не будет.

Такое поведение мамы представлялось Джонни совершенно абсурдным, иррациональным. Неужели она не понимает, как эта свалка заслоняет для

неё многие позитивные моменты в жизни?- недоумевал он. Однако стоило ему подумать о том, чтобы выкинуть какую-нибудь мелочь из собственных завалов, как ему становилось невыносимо жалко, возникало сильное чувство тревоги. Словно ему предстояло навсегда расстаться с давним личным другом. Впрочем, других друзей, кроме этого хлама, да ещё его любимой компьютерной техники, во многом также представлявшей собой металлолом, у него, по большому счёту, и не было.

Тем временем, пока мысли Джонни дрейфовали в направлении его собственной психопатологии, Леночка перешла к постановке задачи. По её словам, коль скоро у неё на данный момент нет возможности устранить непосредственного начальника физически, она хочет уничтожить его морально. А потому ей нужен совет Джонни, как лучше психологически гнобить своего руководителя.

Хотя такая просьба и не показалась Джонни неожиданной, она вызвала у него довольно неприятное чувство. С одной стороны, с морально – этических позиций он знал, что Леночкин начальник прав. С другой стороны – Джонни не мог заявить об этом Леночке открытым текстом. Он прекрасно понимал, какой будет реакция. Леночка ответила бы раздражённо, что обратилась к нему за советом, а не за нотациями.

Как раз в тот момент, когда Джонни мучительно размышлял над этой дилеммой, ему неожиданно открылось, зачем Леночка предложила ему прогуляться. Когда они зашли в обувной магазин, который оказался у них по пути (и Джонни мгновенно понял, что он не случайно там оказался!), Леночка спросила: Муся, мы же купим мне туфельки, верно? Джонни, однако, в этот раз твёрдо настроился не сдаваться. Конечно, цена вопроса была всего несколько сот рублей, но он видел и оборотную сторону: очевидно, туфельки представляли собой не только для него, но и для Леночки некую символическую «контрольную закупку». Если в этот раз Джонни вёлся и платил, то потом только готовь денежки. С этой мыслью Джонни коротко и решительно (насколько он вообще был в состоянии делать что-либо коротко и решительно) ответил Леночке: нет! После чего принялся говорить, мол, ты уже взяла у меня пятьсот рублей в ресторане, сколько же можно?

На что Леночка совершенно хладнокровным голосом ответила, что в ресторане она у него взяла на карманные расходы, и это другое, а сейчас ей нужны туфельки. Слушая её реплику, Джонни испытал неприятное ощущение осознания собственной слабости. Он подумал о том, что сильный, достойный, однозначный ответ с его стороны не должен был предусматривать дальнейшего обсуждения. А он, по малодушию своему, принялся оправдываться. Зачем? Ведь согласно любым разумным человеческим понятиям он не обязан был ей сейчас покупать никакие туфли за свой счёт! Даже если бы она не забрала у него тогда столь бесстыдным образом пятьсот рублей в ресторане. И если бы он принял такое решение, это был бы его выбор, добрая воля, но никак не обязанность!

Ободрив себя таким рассуждением, Джонни ещё раз повторил: нет! Я же сказал, нет! Леночка, однако, не была готова принять такой ответ. Она применила к нему запрещённый приём. Подойдя вплотную, она принялась тереться кончиком своего носа о кончик носа Джонни. Это было уже слишком! От близости её тела, ощущения её дыхания у Джонни закружилась голова. Он плюхнулся на лавочку, дабы перевести дыхание. Леночка уселась рядом и принялась, как ни в чём не бывало, примерять туфли. Почувствовав лёгкий запах её собственных ношеных туфель, Джонни задумался над изумительным парадоксом. Будь на месте Леночки другая женщина, он, наверное, нашёл бы сначала такой запах изо рта, а затем запах ног неприятным.