Обаяние зла
Шрифт:
Но это пока всё были лишь пустые мечты. В реальности же он чувствовал себя безумно тоскливо и одиноко. Эта сука хоть может за чужой счёт переписываться со своим ё**рем, а мне даже вообще поговорить не с кем, обречённо вздыхал он. Не зная, чем себя занять или как ещё отвлечься от столь мрачных мыслей, Джонни удивительно прямо (на своё удивление) поинтересовался у Леночки: кому ты там смс пишешь? И, как и следовало ожидать, получил в ответ порцию характерной патологической лжи. Леночка уверяла его, мол, это провайдеры из Иордана её информируют о том, что она находится в их зоне роуминга. Джонни, как обычно, был так шокирован ответом, что даже не попытался уточнить, зачем *она* отправляет сообщения
Зато он не мог не отметить для себя, как каждый раз, пользуясь своим телефоном, Леночка вводила пароль. Джонни прекрасно понимал, от кого она прятала информацию. А также то, как нелегко было Леночке с её патологической ленью каждый раз вводить этот пароль. Оп, сука, делай оп,- злорадно думал Джонни. Однако это маленькое глумливое торжество, увы, не могло избавить Джонни ни от безысходного чувства одиночества, ни от горестного осознания того, как его в очередной раз использовали. Они усугублялись неприятными внутренними ощущениями и даже головокружением, когда их автобус петлял по каким-то ущельям, то и дело меняя высоту над уровнем моря (а при подъезде к побережью Мёртвого моря уже под уровнем моря).
После улаживания формальностей, связанных с заселением в отель, Джонни решил компенсировать свои душевные страдания чревоугодием. Конечно же, Израиль был на фоне Турции «не забалуешься». Отмечали при входе в ресторан всех, кто пришёл. В Турции же можно было хоть по пять раз завтракать, обедать и ужинать. С другой стороны, как-никак здесь тоже был пятизвёздочный отель, шведский стол, так что было чем полакомиться. И даже кошерная пища его не смущала,- он находил такую еду вполне даже вкусной. И вообще Джонни, привыкший идентифицировать себя со свиньёй, был непритязателен в плане еды, была бы она съедобной.
Обжорство на курорте словно было для Джонни важным способом немного успокоить свою обиду и расстройство, связанные с дороговизной его собственной поездки, а главное, с тем, сколько денег он заплатил за неблагодарную сучку, которая так безобразно вела себя по отношению к нему! Словно пытаясь хотя бы частично возместить свои неоправданные затраты, Джонни ел не просто вкусные продукты, но особенно дорогие – те, на которые в Москве ему было жалко денег. Правда, поскольку в экзотических продуктах он особо не разбирался, выбор его был достаточно банален: красная рыба, помидоры «черри», которые дома он не покупал по причине их дороговизны и т.д.
Приступы паники
Плотно наевшись (последний раз перед этим он ел только в самолёте несколько часов назад, и это была вся его пища в тот день), Джонни собирался спокойно посидеть в номере и переварить. Не тут-то было! Леночка потащила его гулять. Джонни не хотел идти, но в то же время мог предвидеть, какой будет её реакция на отказ, и не хотел провоцировать серьёзный конфликт в первый же день.
Джонни почему-то сдуру надеялся, что улица встретит его приятной прохладой. Стоило, однако, ему выйти за дверь хорошо кондиционируемого отеля, как его обдало жаром. Джонни стало не по себе. Чтобы как-то выиграть время и обдумать дальнейшие действия, он сообщил Леночке о своём намерении вернуться в номер и одеть более лёгкую рубашку взамен синтетической, в которой он приехал из Москвы. Естественно, это её взбесило, однако поскольку Джонни просто явочным порядком пошагал обратно, деваться ей было некуда. Другой девушке, наверное, он бы попытался объяснить по-человечески, надеясь на её понимание. С Леночкой же Джонни знал по горькому опыту: единственный вариант – поставить её перед фактом.
Выйдя снова на улицу, Джонни вначале постарался не обращать внимания на горячий ветер, окутывающий его, и просто идти вперёд. Однако это
С этими мыслями, Джонни собрал в комок последние силы и шаткой походкой, в полузабытьи вернулся обратно в отель, не обращая внимания на Леночку. Заметив неладное, Леночка вначале поинтересовалась у него, что случилось. Не получив ответа от находящегося в болезненном ступоре Джонни (который был поглощён парализующим страхом того, что он вот-вот умрёт), она поинтересовалась: тебе плохо? Когда же Джонни с трудом выдавил из себя утвердительный ответ, Леночка принялась его обвинять. Мол, из-за того, что ему стало плохо, она не погуляла.
С одной стороны, Джонни в те моменты было явно не до неё с её претензиями к нему. Однако её реакция, наблюдаемая им где-то на периферии его чувств, только усугубляла его состояние. Джонни прекрасно понимал: он здесь не просто один, сам за себя. Хуже того, он привёз сюда на свои практически последние деньги человека, от которого ему был только вред, от которого было бессмысленно ждать не только помощи, но и просто человеческого понимания и сочувствия.
Когда Джонни вернулся в хорошо кондиционируемый номер, где было достаточно воды, лучше ему стало не сразу. Он был поглощён отчаянным страхом за свою жизнь, которая вот-вот могла безвременно закончиться, и в его больную голову лезли самые отвратительные мысли. Например, одна из них заключалась в том, что его даже некому будет хоронить. Разве что государственным службам вместе с бомжами и прочими никчёмными личностями за 101 километром.
Но почему его так волновала судьба собственного трупа после смерти? Ведь тогда он не будет знать и чувствовать, как с ним обошлись! Задумавшись над этим вопросом, Джонни неожиданно для себя подумал о том, как, возможно, за этим вопросом крылся другой, ещё больней. Слишком болезненный, чтобы выпускать его из подсознания. Ведь сейчас, ещё живой, он также совершенно никому не нужен, не интересен. Разве что его использовать. Как сделала эта сука...
Когда мысль Джонни вернулась к «светлому образу» Леночки, он неожиданно почувствовал себя лучше. Его ум озарился новой идеей. Он сделал если не для всего прогрессивного человечества, то для себя лично важное открытие. И собирался поделиться им с прогрессивным человечеством.
Прошло немногим менее года с тех пор, как он поставил Леночке диагноз. Но каковы аргументы? Не было ли всё это всего лишь обзывательством по отношению к той, которая так обидела его? Безусловно, у него были убедительные свидетельства, однако они в основном носили косвенный характер. Теперь же Джонни получил несравненно более убедительное подтверждение.
Конечно, с одной стороны это было ужасно, как у Джонни ухудшилось здоровье. И частично он сам был в этом виноват: практически не спал ночью, потом весь день не ел, потом обожрался рыбы, усугубив неприятные ощущения сухостью во рту и страхом обезвоживания.