Обед у людоеда
Шрифт:
– Она уехала.
– Куда? – завопила я, не ожидавшая подобного поворота событий.
– Ада Марковна всегда берет в апреле отпуск, – пояснил Петр, – у нее давление высокое, жара ей противопоказана, вот и ездит к морю в несезон.
– Место знаете? – спросила я, полная решимости проследовать за бывшей директрисой куда угодно. Хоть в Крым, хоть на Кавказ.
– Тунис, – преспокойненько ответил мужик, – там сейчас сказочно: воздух двадцать пять градусов, море такое же и клубники завались.
Я ошалело посмотрела на трубку. Нет, в Африку мне
Примерно два часа я металась по квартире, пытаясь переделать все накопившиеся домашние дела. Гора неглаженого белья подпирала потолок, куча грязных простыней вываливалась из бачка, по углам клубилась пыль, а в холодильнике лежали лишь котлеты «Богатырские»… Правда, помойное ведро было доверху забито упаковками из-под готовой еды – лоточки от «Крошки-картошки», пакеты от «Русских блинов» и фольга от курицы-гриль. Очевидно, отчаявшись увидеть меня у плиты, дети решили проблему питания по-своему. Хорошо еще, что собаки и кошки получают готовый корм!
Убрав квартиру и запихнув в стиральную машину все, что можно, я поставила на огонь кастрюлю с супом. Руки машинально чистили картошку, мысли метались, как ошпаренные кошки. Что делать? Ждать две недели, пока Ада вернется назад? Вдруг в голову пришло решение. Радостно зашвырнув картошку в кастрюлю, я засмеялась. Боже, как просто, ну почему раньше не сообразила!
На этот раз в журнале трубку сняла сама Зюка.
– Слушаю, – жеманно протянула она, – вся внимание.
– Зинка, – прохрипела я, – слышь, Зинка, платить пора, бабки кончились, плохо мне, ломает!
– Приходи вечером, как всегда, – коротко бросила Зюка.
– Куда? – сипела я.
– Господи, – вздохнула редакторша, – последние мозги потеряла! Домой ко мне, в восемь, только не опаздывай, ждать не стану, в полдевятого уйду, поняла, наркота вонючая!
– Ага, – бормотала я, – в двадцать часов, как штык.
– Чтоб ты сдохла, – мило пожелала Зюка и отсоединилась.
Я с удвоенной энергией забегала по комнатам. Работа так и кипела в руках. Пришедшие из школы дети были удивлены. Сев за стол, Кирюшка спросил:
– Чего это ты суп сварила?
– Время нашлось, – коротко ответила я и велела: – Наливайте сами, пока белье повешу.
Лиза с готовностью схватила поварешку. Я побежала в ванную, но была остановлена криком:
– Что это?
Пришлось вернуться назад.
– Нет, ты глянь, – девочка возмущенно сунула мне под нос тарелку.
Я уставилась на горку сваренных картофельных очистков. Кирюшка тем временем быстро открыл помойное ведро и, тыча пальцем в лежащие там очищенные клубни, изрек:
– Лампудель, ты ошиблась. Картошечку следовало положить в борщ, а шкурки сюда.
Я в изумлении помешала суп. Надо же, я задумалась и перепутала, может, и впрямь купить каких-нибудь капель?
Узнать домашний адрес Зюки оказалось проще некуда. Позвонив в редакцию по другому номеру, я мило прочирикала:
– Это секретариат журнала «Век искусства»?
– Да, – ласково ответил женский голос.
– Вас беспокоит личный секретарь Зураба
– Слушаю, – стала совсем сладкой невидимая собеседница.
– Господин Церетели собирает журналистов на презентацию новой скульптуры, он хочет послать приглашение госпоже Ивановой, но только на домашний адрес. К сожалению, в редакциях даже именные билеты часто попадают в другие руки.
– Пожалуйста, пишите, – моментально купилась секретарша. – Рубашечный проезд, два.
Без десяти восемь я стояла перед железной дверью, обитой темно-бордовой кожей. Оделась я соответствующим образом. На мне были старые, потерявшие всякий вид спортивные штаны. Катюша натягивает их на даче, когда самозабвенно возится в огороде. Поверх – грязная-прегрязная Кирюшкина куртка, вся в потеках и разводах. Мальчик уделал ее до такого состояния, что ни один порошок – ни «Тайд», ни разрекламированный «Ариель» – не справился. Вещь следовало выкинуть, но я из жадности запихнула ее в самый дальний угол шкафа, и вот теперь она пригодилась. Большой капюшон полностью закрывал лицо, а вместо кожаных сапог я натянула резиновые.
Глава 25
Зюка открыла сразу. При виде «Марины» она брезгливо сморщилась и пропела:
– Входи, красота ненаглядная!
Я бочком протиснулась в холл, обставленный по-пижонски – светлая кожаная мебель, белый палас и темно-синий торшер…
Зюка повернулась и пошла в комнату, я двинулась за ней.
– Стой, где стоишь, – возмутилась редакторша. – Не смей ковер пачкать!
Я покорно замерла, поджидая хозяйку. Наконец Зюка появилась, неся двумя пальцами стодолларовую купюру.
– Спасибо, – прохрипела я.
– Между прочим, – отрезала она, – второй раз за месяц являешься, я могла бы и не давать…
– Ада отдыхать уехала, – кашляла я, усиленно изображая ломку, – в Тунис.
– Без тебя знаю, падаль, бери и уходи! – рявкнула Зина.
Я вытянула руку и ухватила Зюку за запястье.
– Эй, эй! – взвизгнула та. – Обалдела, дура? Ты чего, отпусти! Как себя ведешь!
– Как положено, – своим голосом сообщила я и сняла капюшон.
До сих пор мне никогда не приходилось видеть, как у человека с лица разом пропадают все краски. Зрелище было фантастическое. Сначала широкая белая полоса покрыла лоб Зины, потом быстро опустилась по носу и щекам, стекла к подбородку, захватила шею… Наверное, Зюка побледнела с ног до головы, потому что рука ее вмиг стала ледяной и приобрела какой-то синюшный оттенок.
– Кто вы? – еле слышно спросила Зюка.
– Уже успели забыть? – хмыкнула я. – Евлампия Романова, та самая, которую вы решили обмануть, вывалив на нее ворох широко известных сплетен.
– А где Марина? – глупо поинтересовалась редакторша.
Я обрадовалась, похоже, госпожа Иванова потеряла самообладание.
– Зудина в милиции, – соврала я, – сами понимаете, долго она там молчать не станет. Если хотите выйти сухой из воды – есть лишь один шанс.
– Какой, – одними губами спросила Зюка. – Какой?